Максим Ехлаков - Солнечные пятна

— Иди, — Решем-Цедер подтолкнул его под локоть.

Массивные золотые кольца на створках дверей ничуть не потускнели за прошедшие века, никто из грабителей не покусился на них. Ан-Надм взялся за них и потянул, борясь со страхом. Двери распахнулись легко, как будто и не были возрастом в семнадцать веков. За ними была тьма.

— Иди же, — повторил Решем-Цедер, передавая горящий факел.

Внутри было невыносимо мрачно. Черные гладкие стены словно поглощали свет, ан-Надм чувствовал себя умершим, блуждающим в аду теней. Невысокий каменный алтарь больно ударил его по коленям. В отверстие в потолке он разглядел яркий кружок неба — но и этот свет не помогал глазам здесь.

— Зажги огонь! — голос Решем-Цедера, многократно отраженный, звучал потусторонне.

Ан-Надм положил в чашу алтаря принесенные дрова и поджег их своим факелом. Пламя захрустело, пожирая древесину, но даже пламя казалось другим в этом средоточии тьмы — радостная злоба светилась в языках огня, грозя поглотить весь мир.

Но света стало больше — и обнаружилась резьба на стенах, причудливые урукаштинские барельефы из перемешанных фигур. Алтарь оказался размером с большой саркофаг — да по сути и был им, ведь чаша его должна была вместить человека.

— Хорошо! — Решем-Цедер водрузил свою книгу на каменный постамент в углу, — Приведите его! — затем он взял факел, поджег его и пошел вокруг пылающего алтаря, распевая молитву на странном языке Урукашты.

Несколько братьев вошли в храм. Они внесли охапки дров, глиняные горшки. Двое из них вели шейха Муктаду. Решем-Цедер умолк и указал факелом на него.

— Презренный Муктада абу Нахъян бин Самави бин Хайр аль-Хамси! — изрек ан-Надм. — Ты навлек на наши головы страшную беду, призвав сюда несметные войска южных варваров. Ты сделал это во время войны. Это измена.

— А по-моему, изменник ты! — заявил Муктада. — Изменник и узурпатор! И хуже того — ты богохульник, ибо отступился от Всеотца, отдавшись поклонению идолищу. Ты хуже язычника, ибо язычник придет к свету, а ты оставил свет ради тьмы!

— Ты изменник, Муктада. А измена карается смертью, — ан-Надм пропустил гневную тираду мимо ушей.

— Я вазир великого хана! Меня нельзя казнить!.. Казнишь меня — и аль-Хамси будут мстить…

— Ты будешь сожжен во имя Апеш-Мааца.

Муктада изменился в лице. Он понял, зачем его привели в проклятый храм. Руки его опустились.

— Нет, — сказал он тихо. — Нет.

— Давайте его сюда, — ан-Надм отошел в сторону. Братья подхватили Муктаду и подняли над алтарной чашей. Тот заизвивался, вопя, угрожая и умоляя.

— Апеш-Маац, сияющий змей! — запел Решем-Цедер, перекрикивая причитания вазира, — прими эту жертву, и да умягчится ею гнев твой.

На Муктаду плеснули нефтью из горшка и бросили в чашу. Огонь охватил его мгновенно, взметнувшись к самому потолку храма, обдал всех волной жара. Вопль старика достиг нечеловеческой ноты и оборвался.

Решем-Цедер тоже замолчал, закончив свою песню.

— Это только начало, — сказал он, — только начало.

Сон был долгим и тяжелым, как будто огромный, до края земли, свинцовый куб навалился сверху, расплющив сознание, лишив его возможность двигаться, видеть, понимать. Мир перестал существовать.

Сколько времени прошло так, и прошло ли, и вообще что такое время? Неизвестно. Но куб приподнялся, и от горизонта, засветившегося предутренним сумраком, со всех сторон хлынули мысли, воспоминания, обрывки снов. Разум впитывал их, преобразовывал, соединял и разрывал, и постепенно приобретал прежнюю силу и гибкость.

Потом навалились видения ужасные и непонятные. Целые миры вращались вокруг, сталкиваясь, прроникая один в другой, события случались, а потом откатывались назад во времени, словно их и не было никогда. Люди и боги приходили и уходили, они говорили на тысяче языков, но речь их была понятной.

А потом в этом хаосе звуков и образов появился один, и постепенно вытеснил все остальные, превратив их в серую массу на границе восприятия. Озхан. Он стоял по колено в бушующем море и протягивал ей руку. Он улыбался. Он звал ее.

Она рванулась к нему — но выпала в реальность.

Серый мир за окном был полон воды. Грозовые тучи неслись на север, подгоняемые хлыстами молний, их пот дождем проливался на землю, а волны реки подхватывали его и уносили на юг, к морю, где вода испарялась и возносилась обратно к небесам. В этом была жизнь, смерть и возрождение, вечный неразрывный цикл, о котором говорят книги Сементериума.