Максим Ехлаков - Солнечные пятна

Через выбитое окно император увидел солдат, с криками сбегающихся к воротам, но самое главное — он увидел ворота, и они медленно, будто в кошмарном сне, открывались.

Схватка закончилась, едва начавшись. Ворота распахнулись, и поток приятельских воинов, пеших и конных, хлынул в город, и казалось, ему не будет конца. Горстку солдат у ворот смели в один миг. Гвардия императора продержалась чуть дольше, но и она не выдержала натиска, ибо враг был подобен потопу, смывающему все на своем пути.

Поток окружил ее, закружил и рассеял, как замок из песка, а затем разбился на ручьи, тут же хлынувшие с площади по руслам улиц. Город пал.

Император отшатнулся от окна, но тут же выглянул вновь — только чтобы увидеть, как в воротах показался Враг. Сам Эдвард Ротберг въезжал в город, и Рузи с ним, и князья Десятиречья и Леса, и несколько бергландских гербов он увидел среди них. Увидел он и старика некроманта, что внушал ужас одним своим видом, и кто это там трясется на хромой лошаденке? Неужели толстый Ярелл? Этот проклятый могильщик тоже перекинулся на сторону мятежников!

Император вцепился в подоконник. Они все заодно, и все против него. Золотой закат? Его не существует, не надо сказок. Зато церковь Сементериума есть, она работает, она распространяет свои щупальца по всей империи. Нет города, где гнусные могильщики не вырыли бы свою мерзкую яму и не начали бы поклоняться своим черепам. Вот где таилась угроза, вот что надо было выжигать каленым железом, пока оно было еще слабо!

Все вдруг соединилось у него в голове, вся картина целиком, и она была ужасной.

Далеко на севере зародилось это омерзительное учение, которое отрицает богов, в котором все вывернуто наизнанку. Бородатые дикари, сидя на берегу холодного моря под лучами солнца, что не заходит полгода, складывали своих мертвых в ямы и поклонялись им, распевая бессмысленные молитвы. А Ротберги, эти потомственные предатели, взяли это учение, облекли его в форму, понятную западному человеку, придали простенькому культу объем — не иначе как при помощи ликейских философов, этих мужеложцев-словоблудов — и поставили на службу себе.

Сементериумы начали массово строиться полтораста лет назад. Значит, уже тогда они лелеяли свои замыслы. Под видом очередного культа они распространяли свои сети, оставаясь незамеченными, пока не поразили всю страну, как плесень охватывает буханку хлеба — незаметная до поры, но вдруг проявляющаяся повсюду, и хлеб уже не спасти.

Эдвард Ротберг поднял голову и увидел императора в окне. Он что-то сказал своим спутникам и помахал рукой, мерзко ухмыльнувшись.

Что ж, пора.

— Поднимайтесь, Стенн. Все кончено, враг здесь. Надо встретить их достойно.

Они вышли с мечами в руках, и встали на ступенях. На площади было светло от множества факелов, принесенных мятежниками, и ужасающая картина обезображенных тел оказалась еще ужаснее.

— Видят боги, я не хотел такой войны, — сказал Ротберг. Он был поражен ничуть не меньше остальных. Только старик колдун был невозмутим. — Эта кровь на твоих руках, император.

— Нет, предатель, на твоих. Мои руки чисты.

— Разве я послал этих людей на погибель?

— А разве я осадил город, вынуждая нас сражаться?

— Я никого не вынуждал. Я пришел взять то, что мое по праву. Я открыто заявил об этом. Сложи оружие и уйди, и крови больше не будет.

— Кровь будет, и много. Восток поднялся против нас, большая война неизбежна. И ты это знаешь.

— Знаю, — Ротберг выводил из себя своей болтовней. Он говорил так, как будто сидел у себя в замке у камина, а не посреди захваченного города. — Армия Востока — это сборище дикарей, против нашей она ничто. Я могу закончить войну с ними за неделю. Но это не должно волновать тебя. Сдавайся, или я тебя арестую.

— Армия верна мне. Люди не пойдут за тобой. Они поддержат меня.

Или нет? Почему он так спокоен? И где войска?

— Армия? Хм… — Ротберг задумался. — Думаю, все-таки армия поддержит меня. Да вот давай спросим у твоего советника. Скажите, Исмарк, вы с кем?

Тот, оказывается, уже давно подъехал и стоял рядом.

— Армия с вами, маркграф.

Вот оно, предательство. Змея поселилась у него прямо за пазухой, а он не видел ничего, болван.

— Исмарк? Вы?..

— Простите, граф, — Исмарк назвал его по родовому титулу, а не императором. — Я действую ради страны, а не ради вас. Вы перестали…

Внутри все упало, в ушах поднялся шум, заглушивший остаток фразы. Гнев, так долго полыхавший в нем, взорвался огненным шаром, сжег все его мысли, оставив только одну — убить. Убить предателей, всех до одного, и начать с подлого Исмарка.