— Глупости, — голос Лангбарта стал совсем глухим, а борода — седой. — Это была бы самоубийственная война. Их армия ничто против нашей, и они это знают.
— Также как и мы знаем про их колдунов. Наши силы скорее всего равны, — сказал Виндвард, самый молодой советник — ему было всего тридцать четыре года. — Поэтому война не выгодна никому. По крайней мере сейчас.
— Ну почему же, — Рузи потянул себя за косу из рыжей бороды. — Я же говорил: лес полнится слухами. Говорят, в Десятиречье тайно собирается великое войско. Говорят, они прячутся в горах. Люди напуганы. Я выставил в приграничье полторы тысячи лучников, на всякий случай. Еще без малого семь тысяч воинов я скрытно держу на болотах, больше не могу — иначе все раскроется.
— Едва ли это правда. Да даже если и так, — Виндвард, казалось, не верил сам себе, — Ротберг не будет начинать войну.
— Как знать, как знать, — Рузи не уступал. — Там, на севере, мыслят иначе, уж поверьте мне.
— Так или иначе, нам сейчас важно знать, кто стоит за этим убийством.
— Как хотите, а я бы лучше узнал, чьи войска прячутся по ущельям. Если они конечно там, — а я в этом больше чем уверен.
— Я вижу четыре варианта, — проскрежетал Исмарк. — Первый — это сам хан. Он не любил своего сына…
— К тому же покойный поклонялся железной руке, а хан тайно принял недждское единобожие, — заявил Стенн. — А мы с вами знаем, что это такое.
— К тому же вот это, — продолжил Исмарк. — Цель: не допустить свадьбы. Возложить вину на Запад, потребовать возмещений, что угодно. Провокация.
— Да.
— Второй — это Золотой закат.
Все зашумели.
— Да-да. — Исмарк перекричал общий шум и продолжил. — Пусть мы не знаем, действует ли он еще, но все свидетельства говорят о том, что это была весьма могущественная организация. Едва ли она распалась. Цель: та же самая провокация, только в обратную сторону.
— Провокация — не цель, — сказал Дорфхавн. — Это способ.
— Третий — Десятиречье.
Все опять зашумели.
— Тихо! — Исмарк даже не повысил голоса. — Это единственная организация, про которую мы точно знаем, что она существует. Мы видим ее дела. Мы знаем ее цели. И методы.
Рузи поднял руку.
— Вот это похоже на правду. Эти якобы горные войска, да и другие слухи — все говорит за этот вариант.
— А четвертый? — напомнил Лангбарт.
— Четвертый вариант — это все остальное. Убийство на почве ревности, происки цветочников или могильщиков — все что угодно. Я, впрочем, не считаю это сколько-нибудь вероятным.
— Остановимся на этом. Нам нужно быть готовыми к возможным последствиям, — голос императора был печален.
— Мы готовы отразить вторжение с Востока. Север, — Исмарк показал на Рузи, — мне кажется, в надежных руках. Надо усилить разведку, чтобы знать наверняка. Четвертый вариант прорабатывают мои люди на Востоке, но едва ли что-то из этого выйдет. Что же касается Золотого заката, — он обвел глазами всех иерархов, — то тут предстоит потрудиться. Это беспокоит меня больше всего.
А меня беспокоит пятый вариант, подумал Фьелль, все время молчавший. Что если верны все остальные?
Тишина была бы полной, если бы не свист ветра в решетчатом шпиле.
Ветер был теплым и дул с востока — оттуда, где за краем облака дыма высились пузатые золоченые купола Шемкента. Оттуда, где лежало мертвое тело ее любимого.
— Я покажу тебе бескрайнюю степь, — говорил он, — мы помчимся с тобой туда, где сходятся земля и небо, и ветер будет развевать наши волосы.
Теплый ветер. Он и сейчас развевал ее волосы, и ей казалось, будто это руки Озхана.
— Я брошу к твоим ногам всю землю.
Далеко внизу была она — земля. Ноги принцессы висели над пустотой, и между ступней она могла бы увидеть крыши и улицы ее города — если б не плотное облако дыма, всегда висевшее над ним. Редкие шпили пронзали его и видели солнце и чистое небо. Там внизу горели тысячи печей, там работали большие машины. Там ковалось богатство и сила империи — но какой ценой? Солнце — размытое пятно в серых небесах, да горечь во рту. Люди как призраки, лишенные теней, прячутся в полумраке каменных закоулков. Факелы, фонари, свечи. Дым, дым, дым.
— Ты будешь видеть солнце всегда.
Там, на Востоке, нет машин; там всегда ясно, всегда лето, и даже дожди там добрые и сладкие. Деревья там ярко-зеленые, пышные и цветут круглый год.
— Ты прекраснее этих цветов.
Только черные сосны растут в замке ее отца. Они никогда не цветут, лишь сухая хвоя ложится на поминальные камни — серые, как сам город, тяжелые и молчаливые.
Читать дальше