Эрнст Гофман: Тайны

«Барону Теодору фон С.

Глубокоуважаемый барон!

Ваше письмо от 22 текущего мая до того удивительно, что я, хотя оно вызывало во мне смех, должен был прочесть его два раза, чтобы выяснить себе, чего вы, собственно, хотите. Что касается меня, то я вполне определенно знаю, чего я хочу: я хочу описать ваши дальнейшие похождения, насколько они касаются того удивительного создания, с которым вас свел несчастный случай, и напечатать их в «Берлинском карманном альманахе» на будущий год. Знайте, что она сама, прекрасная, побуждает меня к этому и сообщила мне необходимые материалы. Узнайте также, что в настоящую минуту я обладаю голубым бумажником и заключенными в нем тайнами… Быть может, любезный барон, после этого вы ничего не будете иметь против моего намерения. Но если я и ошибаюсь, все же я твердо решился не обращать на вас ни малейшего внимания, так как для меня всего важнее желание прекрасной незнакомки. Затем позвольте выразить вам мое уважение и пр.»

Когда Гфм в своем последнем письме упоминал о голубом бумажнике, он имел в виду, конечно, и ножичек, и волшебную ленту, и прочее, и в ту минуту ему казалось, что он нашел и их. Он не хотел лгать, равно как не старался внушать барону Теодору фон С. уважения к себе как к обладателю волшебных вещей.

Когда эти письма были отосланы с веселым сердцем на Фридрихштрассе и на почту, Гфм обратился к листкам, исписанным различными и, большей частью, довольно неразборчивыми почерками. Он расположил эти листки в порядке, сравнил их с сообщенными бароном Ахациусом фон Ф. заметками и, насколько представлялось возможным, установил хронологическую связь между листочками и заметками. Последующее является результатом его работы.

На этом листке было написано несколько строк по-итальянски. Почерк был тот же, которым были написаны вышеприведенные стихи, и, стало быть, принадлежали обладательнице бумажника. Содержание этих строк, по-видимому, относилось к тому удивительному событию в квартире Шнюспельпольда, которое было описано в конце «эпизода из жизни мечтателя». Потому этот листок следует поместить ранее всех других.

Вот его содержание:

«Погибли все надежды, все ожидания!.. О Харитона, моя милая Харитона, какая черная бездна демонской злобы и коварства разверзлась перед моими глазами!.. Мой маг — изменник, злодей, он оказался вовсе не тем, к кому относилось предсказание моей матери, не тем, за кого он себя искусно выдавал, обманывая всех нас. Спасибо мудрой старухе, разгадавшей его и предостерегавшей меня: она, едва мы покинули Патрас, научила меня пользоваться талисманом, обладание которым доставляет мне благосклонность высших сил, но удивительная сила которого до сих пор оставалась для меня неизвестной. Что бы сталось со мною, если бы этот талисман не давал мне силы над карликом и не служил для меня щитом, отражавшим все его коварные покушения!..

Я совершила вместе с моей Марией мою обычную прогулку…

Ах, я надеялась увидеть его и думала, что его образ наполнит мою грудь страстной тоской!.. Отчего он исчез столь непостижимым образом? Или он не узнал меня? Или мой дух напрасно говорил с ним? Прочел ли он слова, вырезанные мною волшебным ножичком на таинственном дереве?.. Когда я вернулась в мою комнату, я услышала тихие стоны за пологом моей постели.

Я догадалась, в чем дело, и благодушно решила не прогонять карлика, так как утром он жаловался на колики. Спустя некоторое время после того, как я вышла в другую комнату, я услышала шум, а затем громкий разговор, который вели между собою маг и какой-то чужой господин. При этом Апокатастос кричал и вопил так сильно, что я почувствовала, что случилось нечто необычайное, хотя мое кольцо оставалось в покое. Я открыла двери… о Харитона!.. Он сам, Теодор, стоял передо мной… Мой маг забился под одеяло: я знала, что в это мгновение он потерял всю свою силу. Мое сердце сильно забилось от восторга…

Мне показалось очень странным, что Теодор, направившись ко мне, неловко споткнулся и очень смешно замахал руками. Мне в голову пришли некоторые сомнения, но, когда я ближе рассмотрела молодого человека, мне показалось, что если он не сам Теодор Капитанаки, то все же тот потомок греческого княжеского рода, которому суждено освободить меня и затем достигнуть высшего. Час пробил, и я стала требовать, чтобы юноша принялся за дело, но оказалось, что его объял ужас. Впрочем, он скоро оправился и рассказал мне о своем происхождении. О, блаженство, о, радость! Я не ошиблась; не размышляя долго, я обняла его и сказала ему, что пора выполнить предназначенное ему и что он не должен страшиться никаких жертв.