Рабиндранат Тагор - Крушение

— Все знают Нолинакху-бабу, — заверил ее дядя. — И я рад, что он находится при вас. Я слышал, что с тех пор, как утонула его жена, он живет почти отшельником.

— Что было, то прошло, — отвечала Хемонкори. — Лучше не вспоминайте о том случае. Дрожь охватывает меня, когда я о нем думаю.

— Раз вы согласны, я оставляю Харидаси у вас. А теперь разрешите откланяться. Иногда я буду навещать ее. У Харидаси есть старшая сестра, — она зайдет познакомиться с вами.

Когда дядя ушел, Хемонкори подозвала Комолу:

— Подойди ко мне, дорогая. Дай я посмотрю на тебя. Ты еще совсем дитя. Бросить такую красавицу! Есть же каменные души на свете! Молю судьбу, чтобы он вернулся. Всевышний не для того дал тебе красоту, чтобы она пропадала зря.

Старая женщина взяла Комолу за подбородок и поцеловала ее.

— Здесь у тебя не будет сверстниц. Не заскучаешь ли ты со мной? — спросила она.

— Нет! — ответила Комола, подняв на Хемонкори свои большие кроткие глаза.

— Не могу придумать, чем бы тебя занять на весь день, — продолжала Хемонкори.

— Я буду для вас работать.

— Ах ты, маленькая негодница! Работать на меня! У меня на свете один-единственный сын, да и тот живет, как санниаси. Хоть бы раз сказал он мне: «Мама, мне нужно то-то и то-то… Я хотел бы съесть вот это» или «мне это нравится». Как я была бы тогда довольна и ни в чем не стала бы ему отказывать. Но он ни разу не сделал так. Он совсем не оставляет себе денег, которые зарабатывает, и скрывает от всех, что помогает беднякам. Дорогая, ты будешь рядом со мной круглые сутки, и я хочу предупредить заранее, что тебе надоест слушать, как я хвалю сына. Но к этому придется привыкнуть.

Сердце Комолы радостно забилось, и она опустила глаза, чтобы скрыть свое волнение.

— Какое же придумать для тебя занятие? — размышляла Хемонкори. — Шить умеешь?

— Не очень хорошо, мать.

— Ну и ладно, я буду тебя учить. А читать умеешь?

— Умею!

— Отлично! Я без очков уже ничего не вижу. Будешь читать мне вслух.

— Я умею еще готовить, — сказала Комола.

— Увидев твое лицо, лицо Дурги, всякий подумал бы, что ты хорошо стряпаешь. До недавнего времени я сама готовила еду для себя и Нолина. Но с тех пор, как я заболела, Нолин готовит себе сам, чтобы не принимать пищи из чужих рук. А теперь, воспользовавшись твоим согласием, я положу конец его стряпне. Не возражаю, если ты будешь готовить и для меня, когда я сильно заболею. Только что-нибудь попроще. Дойдем, дорогая, я покажу тебе кухню и кладовку.

Хемонкори повела Комолу знакомиться с их небольшим хозяйством. Когда они пришли на кухню, Комола решила, что это самый подходящий момент спросить позволения приготовить обед. Услышав просьбу девушки, Хемонкори улыбнулась.

— Царство хозяйки — ее кухня и кладовая, — сказала она. — От многого пришлось мне отказаться в жизни. Только это у меня и осталось. Но так и быть, готовь сегодня ты. Постепенно я все хозяйство передам в твои руки и смогу всецело посвятить себя служению всевышнему. Но от домашних дел не отойдешь сразу. Кухня — дело в доме немаловажное.

Хемонкори объяснила Комоле, что и как приготовить, и удалилась в свою молельню. Таким образом, жизнь Комолы в доме Хемонкори началась с испытания ее в кулинарном искусстве.

Со свойственной ей аккуратностью принялась девушка за работу: обвязала вокруг талии конец сари, волосы заколола пучком на затылке.

Вернувшись домой, Нолинакха всегда прежде всего шел проведать мать. Беспокойство о ее здоровье никогда не покидало его. Вот и сегодня, придя домой, он услышал шум на кухне и почувствовал запах готовящейся пищи. Уверенный в том, что на кухне мать, он поспешил туда.

На звук его шагов Комола быстро повернулась, и глаза ее встретились с глазами Нолинакхи. От неожиданности ложка выпала у нее из рук. Тщетно торопилась она накинуть на голову конец сари, позабыв о том, что он обвязан вокруг талии. Наконец, ей удалось кое-как прикрыть свое лицо. Крайне удивленный, Нолинакха молча вышел из кухни. Девушка подняла упавшую ложку, руки ее дрожали.

Когда Хемонкори, закончив свои молитвы, пришла на кухню, обед был уже готов. Комола вымыла и убрала все помещение, и оно сверкало чистотой, нигде не валялось ни обгоревших щепок, ни очистков от овощей.

— Да ты, дорогая моя, истинная брахманка! — воскликнула довольная Хемонкори.

За обедом Нолинакха сел против матери, а встревоженная Комола притаилась за дверью, стараясь не пропустить ни слова. Она боялась пошевельнуться и замирала от страха, что обед ее не удался.