Рабиндранат Тагор - Крушение

До этого Шойла еще ни разу не расставалась с мужем.

Дядя согласился, и они вместе отправились в Бенарес. На платформе они увидели Умеша. Он тоже сошел с этого поезда. Чокроборти с дочерью были удивлены и спросили его, куда он направляется. Оказалось, что Умеш приехал с той же целью, что и они. Зная, что он нужен в Гаджипуре и что неожиданное его исчезновение огорчит хозяйку, Чокроборти и Шойлоджа уговорили его вернуться.

Читателю уже известно, что случилось после. Умеш не мог оставаться в Гаджипуре без Комолы. В один прекрасный день он взял деньги, которые хозяйка дала ему, отправляя на рынок, переехал на другой берег Ганга и очутился на вокзале, где и встретил Комолу. В тот день жена Чокроборти напрасно ругала мальчугана.

Через день Окхой снова посетил дом Чокроборти. Дядя решил не рассказывать ему о том, что Комола нашлась. Он уже догадался, что Окхой не друг Ромеша.

Никто не расспрашивал Комолу, почему она ушла из дому и где жила все это время. Все было так, словно Комола несколько дней назад вместе со всеми приехала в Бенарес. Только нянька Уми, Лочминия, собралась отчитать девушку, но дядя тотчас же отозвал ее и строго-настрого приказал больше не делать этого.

Ночью Шойлоджа и Комола легли спать вместе. Шойлоджа привлекла Комолу к себе и, обняв ее, стала гладить по голове, безмолвно призывая поведать о своем горе.

— Диди, что вы тогда подумали? — спросила Комола. — Наверно, сердилась на меня.

— Да разве мы ничего не понимаем? — ответила Шойла. — Мы решили, что ты поступила так потому, что не видела другого выхода. Мы упрекали лишь бога за то, что он послал тебе такие страданья. Почему он наказывает тех, кто не совершил никакого преступления?

— Ты готова выслушать все, что я расскажу тебе?

— Конечно, сестра, — ответила Шойла. Голос ее был полон любви к Комоле.

— Я и сама не пойму, почему раньше не рассказала тебе всего, — начала Комола. — В то время я не могла ни о чем думать. Случившееся как гром поразило меня, от стыда я не смела даже смотреть вам в лицо. У меня нет ни матери, ни отца. Ты, диди, стала для меня и матерью и сестрой. Поэтому я расскажу тебе то, чего никому еще не говорила.

Комоле трудно было говорить лежа, и она села в постели. Шойла уселась напротив. И вот в темноте Комола рассказала ей все, что произошло с ней после свадьбы.

Услышав, что девушка и до свадьбы и в брачную ночь ни разу не взглянула на лицо мужа, Шойла воскликнула:

— Я и не думала, что ты такая глупенькая девочка! Я была моложе тебя, когда выходила замуж, но ни капли не смущалась и не упускала ни одной возможности получше разглядеть моего жениха.

— Это было не смущение, диди. Все считали, что я уже засиделась в невестах, и вдруг свадьба! Мои подруги дразнили меня. Я ни разу не посмотрела в его сторону, боялась, как бы не подумали, что я очень рада выйти, наконец, замуж. Мне казалось оскорбительным даже в глубине души чувствовать интерес к нему. И сейчас я горько расплачиваюсь за это.

Комола помолчала, а затем снова заговорила:

— Тебе уже известно, что после свадьбы мы потерпели на Ганге крушение, ты знаешь, как мы спаслись. Когда я рассказала тебе об этом, я еще не знала, что человек, который спас меня и в дом которого я попала, не был моим мужем.

Шойла вскочила, бросилась к Комоле и прижала ее к себе.

— Бедная ты моя! Теперь я все понимаю. Какое огромное несчастье!

— Что и говорить, диди. Ужасно, что всевышний спас меня только для того, чтобы подвергнуть новым мукам.

— А Ромеш-бабу тоже ни о чем не догадывался?

— Однажды в Калькутте, когда он назвал меня Сушилой, я спросила его, почему все в доме так меня называют, когда мое имя Комола. Теперь я догадываюсь, что тогда он, по всей вероятности, и понял свою ошибку. Как только я вспоминаю дни, проведенные с ним, мной овладевает стыд.

Комола замолчала. Но мало-помалу Шойлоджа узнала от нее всю ее историю.

— Сестра, судьба твоя ужасна! Однако я невольно думаю, какое счастье, что ты попала к Ромешу-бабу, — сказала Шойла. — Что ни говори, а мне жаль его. Но сейчас постарайся заснуть, Комола. Уже очень поздно. От слез и бессонницы ты прямо почернела. Завтра решим, что делать.

На следующий день Шойлоджа взяла у Комолы письмо Ромеша, вызвала отца в свою комнату и вручила ему это послание. Чокроборти надел очки, внимательно прочитал его, затем сложил письмо, снял очки и обратился к дочери:

— Так… Что же теперь делать?

— Отец, Уми уже несколько дней, как простудилась и кашляет. Не позвать ли нам доктора Нолинакху? О нем и его матери столько говорят в Бенаресе, а я еще ни разу его не видела.