Инал Кануков - Антология осетинской прозы

После войны в прозе малых форм раскрылось дарование Т. Епхиева и М. Цагараева, М. Габулова и А. Царукаева, М. Цирихова и В. Секинаева… Обращает на себя внимание жанровое и стилистическое многообразие их творчества. С историческим сказом соседствует очерк, написанный с журналистской оперативностью, с рассказом на военную тему — быль о герое труда, с психологической новеллой — легенда, с притчей — произведения для юных читателей.

Реалистическая картина быта и лирическая миниатюра, юмористический этюд и предание старины — своеобычны творческие пристрастия новеллистов, исследующих характер человека, его связи с окружающим миром.

Гротеск и ирония, графическая четкость и акварельная прозрачность психологического рисунка, раздумчивость повествования и сочная красочность описаний природы — щедра палитра прозаиков.

Современник в повестях и рассказах осетинских писателей социально активен, возвышенность гражданских идеалов обретается в динамике личных и общественных отношений. С наибольшей полнотой его причастность к духу времени выражена в новых Эпических произведениях.

Образ Времени предстает в романе Руслана Тотрова «Любимые дети» в единстве трех измерений — Прошлого, Настоящего, Грядущего. В истории семей Алана, Залины, Заурбека Васильевича ощущается незыблемость основ народного бытия, духовная стать людей эпохи научно-технической революции.

Множество персонажей выписано Р. Тотровым психологически достоверно, и воочию видишь, каков этот мир, в котором обосновались и корневые земляне — Бесагур и его род, и ловкачи с приспособленцами, превратившие слово, дело, любовь в разменную монету. Живут среди них и бескорыстные творцы — Заурбек Васильевич, Алан, Эрнст…

Не так-то просто рассказать обо всем этом убедительно, если к тому же реализуешь свой замысел намеренно усложненными средствами. В композицию произведения вкраплены повторы, воспоминания, ретроспекция.

Мозаичность архитектоники романа соответствует характеру восприятия жизни, чувствований и мышления главного героя, одновременно выступающего в роли летописца событий, свидетеля и соучастника их, да еще и судьи над праведниками и грешниками. Таким образом, Алан цементирует повествование, придавая ему стройность и завершенность, устраняя кажущуюся фрагментарность.

Он ироничен всегда и во всем — в самоанализе, во взглядах и оценках, в контактах с людьми, в понимании причин и истоков человеческого поведения. При утрате чувства меры ирония могла бы обернуться немощным скепсисом, заурядным цинизмом обывателя. Для Алана же сарказм, усмешка, шутка, каламбур — средства самозащиты, утверждения отстаиваемых им принципов, оружие борьбы с инакомыслящими. И нет в его словах и поступках переигрыванья, точные жизненные ориентиры не лишаются притягательной силы.

Идейный пафос романа Ахсарбека Агузарова «Сын кузнеца» заключен прежде всего в острой неприязни к негативным явлениям, к попыткам ревизовать нравственный кодекс нашей жизни, подменить его мелкотравчатыми интересами, карьеристскими ухищрениями.

Дзамболат и Бексолтан, их подручные и подпевалы своей всеядностью и опустошенностью создают реальную угрозу исконной народной нравственности, обогащенной трудом; душевной щедростью, принципиальностью тех, в ком есть заряд бойцовской энергии, неподкупной воли, незаемного жизнелюбия.

Отношения конфликтующих сторон напряжены до предела, но писатель все нагнетает их, памятуя и о том, к какому берегу плыть его героям, чтобы остаться на гребне современности.

Роман публицистичен. Обнаженность авторской позиции объяснима желанием открыто противопоставить идейность человека, правду его — лжи и корысти.

Достижения осетинской прозы изначально коренятся в плодотворности ее основных идейных тенденций и нравственных исканий, уже в творчестве зачинателей национальной литературы сложившихся в реалистические традиции. В русле этих традиций историческая правда материализовалась в правде художественной, укреплялись связи с современностью, новое в жизни и новаторское в литературе образовывали гармоничный сплав идей и образов. Разумеется, не все произведения осетинской прозы могут быть удостоены знака качества. Одно несомненно: она одухотворена жаждой глубины и совершенства. А это надежный залог ее успешного развития.