Леопольд Захер-Мазох - Сочинения

— Венера в мехах! — воскликнул я, указывая на картину. — Такой я и видел ее во сне.

— Я тоже… — отозвался Северин. — Только я видел свой сон открытыми глазами.

— Как так?

— Ах, это очень глупая история.

— Твоя картина, вероятно, и послужила поводом для моего сна, — сказал я. — Ты должен мне рассказать, однако, что у тебя связано с этой картиной. Несомненно, она играла какую-то роль в твоей жизни, и, по-видимому, очень решительную… Я это представляю себе, но узнать все хочу от тебя.

— Взгляни-ка на другую, ее pendant, — сказал мой странный друг, не обращая внимания на мои слова.

Другая представляла превосходную копию известной тициановской «Венеры с зеркалом» из Дрезденской галереи.

— Ну, что же ты хочешь сказать своим сопоставлением?

Северин встал и указал пальцем на картине мех, в который облек Тициан свою богиню любви.

— Здесь тоже «Венера в мехах», — сказал он с легкой улыбкой. — Не думаю, чтобы старый венецианец проявил в этом какой-нибудь умысел. Вероятно, он просто писал портрет какой — нибудь знатной Мессалины и был так любезен, что заставил держать перед ней зеркало, — в котором она с холодным довольством исследует свои величавые чары, — Амура, а ему, по-видимому, эта работа не очень сладка.

Эта картина — сплошная месть в красках. Впоследствии какой-нибудь «знаток» эпохи Рококо окрестил эту даму именем Венеры, и меха деспотической красавицы, в которые закуталась прекрасная натурщица Тициана, наверное, не столько из целомудрия, сколько из боязни схватить насморк, сделались символом тирании и жестокости, таящихся в женщине и в ее красоте.

Но дело не в этом. Картина эта, в своем нынешнем виде, является самой едкой, злой сатирой на нашу любовь. Венера, вынужденная кутаться на нашем абстрактном севере, в, как лед, холодном христианском мире, в просторные, тяжелые меха, — чтобы не простудиться!..

Северин засмеялся и закурил новую папиросу.

В эту самую минуту скрипнула дверь и в комнату вошла, неся нам к чаю холодное мясо и яйца, красивая полная блондинка, с умными и приветливыми глазами, одетая в черное шелковое платье. Северин взял одно яйцо и разбил его краем ножа.

— Говорил я тебе, чтоб яйца были всмятку?! — крикнул он так резко, что молодая женщина вздрогнула.

— Но… Севчу, милый!.. — испуганно пробормотала она.

— Что там «Севчу»! — закричал он снова. — Слушаться ты должна, понимаешь? Слушаться меня!..

И он сорвал со стены плетку, висевшую рядом с его оружием. Как пойманный зверь, пугливо бросилась хорошенькая женщина к двери и быстро выскользнула из комнаты.

— Ну, подожди… еще попадешься мне в руки! — крикнул он ей вслед.

— Что с тобой, Северин! — сказал я, кладя руку на рукав его сюртука. — Как можно так обращаться с этой хорошенькой маленькой женщиной!

— Да, смотри на них, на женщин! — возразил он, шутливо подмигнув глазом. — Если бы я льстил ей, она накинула бы мне петлю на шею, — а так, когда я ее воспитываю плетью, она на меня молится…

— Полно тебе вздор говорить!

— Это ты вздор говоришь. Женщин необходимо так дрессировать.

— Да, по мне, живи себе, если угодно, как паша в своем гареме, но не предъявляй мне теорий…

— Отчего и не теорий?! — с живостью воскликнул он. Знаешь гетевское: «Ты должен быть либо молотом, либо наковальней», — ни к чему это не применимо в такой мере, как к отношениям между мужчиной и женщиной, — это тебе, между прочим, развивала и мадам Венера в твоем сне. На страсти мужчины основано могущество женщины, и она отлично умеет воспользоваться этим, если мужчина оказывается недостаточно предусмотрительным. Перед ним один только выбор — быть либо тираном, либо рабом. Стоит ему поддаться чувству на миг — и голова его уже окажется под ярмом и он тотчас почувствует на себе кнут.

— Диковинная теория!

— Не теория, а практика, опыт, — возразил он, кивнув головой. — Меня в самом деле хлестали кнутом, это не шутка… Теперь я выздоровел. Хочешь прочесть, как это все случилось?

Он встал и вынул из ящика своего массивного письменного стола небольшую рукопись.

— Ты прежде спросил меня о той картине, — сказал он, положив передо мной на стол рукопись. — Я давно уже в долгу у тебя с этим объяснением. Возьми это — прочти!

Северин сел у камина спиной ко мне и, казалось, уснул с открытыми глазами. По выражению его лица можно было думать, что он видит сны. Снова в комнате все стихло, слышны были только треск дров в камине, тихое гудение самовара и стрекотание сверчка за старой стеной.