Кнут Гамсун - Виктория (пер. В. К.)

Топотъ копытъ и веселые крики раздались въ лѣсу. Это ѣхала кататься молодежь изъ замка, и лошади были выхоленныя и горячія. Всадники подъѣхали къ дому мельника, постучали хлыстиками и хотѣли въ него въѣхать. Дверь была слишкомъ низка, но они все-таки хотѣли въѣхать въ нее.

— Здравствуйте, здравствуйте! — кричали они.

— Мы пріѣхали васъ навѣстить!

Мельникъ принудилъ себя улыбнуться на эту выходку.

Потомъ они слѣзли съ лошадей, крѣпко ихъ привязали и пустили мельницу въ ходъ.

— Мельница пустая, — закричалъ мельникъ. — Вы испортите мельницу.

Но за оглушительнымъ шумомъ никто ничего не слыхалъ

— Іоганнесъ! — закричалъ мельникъ изо всѣхъ силъ.

Іоганнесъ пришелъ.

— Они испортятъ мнѣ мельницу! — закричалъ мельникъ, показывая на нихъ рукой.

Іоганнесъ молча направился къ обществу. Онъ былъ страшно блѣденъ, и жилы вздулись у него на вискахъ. Онъ узналъ Отто, сына камергера, въ кадетской формѣ, кромѣ него было еще двое другихъ молодыхъ людей. Одинъ изъ нихъ улыбнулся и поклонился ему, чтобы обратитъ все въ шутку.

Іоганнесъ ничего не крикнулъ, не сдѣлалъ никакого знака, но шелъ своей дорогой. Онъ подошелъ прямо къ Отто. Въ эту минуту онъ увидалъ двухъ амазонокъ, выѣзжающихъ изъ лѣсу; одна изъ нихъ была Викторія. Она была въ зеленомъ платьѣ и ѣхала на бѣлой кобылѣ изъ замка. Она не сошла съ лошади, сидѣла и глядѣла на все вопросительными глазами. Тогда Іоганнесъ сразу повернулъ назадъ, пошелъ на плотину и открылъ шлюзъ; шумъ мало-по-малу прекратился, и мельница остановилась.

Отто закричалъ:

— Пусть мельница идетъ! Зачѣмъ ты это сдѣлалъ? Пусть мельница идетъ, говорятъ тебѣ.

— Это ты пустилъ мельницу? — спросила Викторія.

— Да, — отвѣчалъ онъ смѣясь. — Почему она стоитъ? Почему ее нельзя пустить въ ходъ?

— Потому что она пустая, — отвѣчалъ Іоганнесъ, задыхаясь, и взглянулъ на него. — Понимаете? Мельница пустая!

— Она была пустая, — ты слышишь? — повторила Викторія

— Почемъ же я зналъ? — спросилъ Отто и засмѣялся.

— Почему же она пустая? — спрашиваю я. — Развѣ на мельницѣ нѣтъ зеренъ?

— Ну, садись, наконецъ! — прервалъ его одинъ изъ товарищей, чтобы положить этому конецъ.

Всѣ снова сѣли на лошадей. Прежде чѣмъ уѣхать, одинъ изъ нихъ извинился.

Викторія уѣхала послѣдней. Проѣхавъ нѣсколько шаговъ, она повернула лошадь и вернулась назадъ.

— Будьте такъ добры, извинитесь передъ вашимъ отцомъ, — сказала она.

— Было бы гораздо естественнѣе, если бы это сдѣлалъ самъ господинъ кадетъ, — возразилъ онъ.

— Конечно, совершенно вѣрно, но у него есть странности… Какъ давно я не видала васъ. Іоганнесъ.

Онъ взглянулъ на нее, думая, что ослышался. Она забыла прошлое воскресенье, его великій день! Онъ отвѣчалъ:

— Я видѣлъ васъ въ воскресенье на пристани.

— Ахъ, да, — вспомнила она. — Какъ хорошо, что вы могли помочь штурману въ поискахъ. Вѣдь вы нашли дѣвочку?

Онъ отвѣтилъ коротко, оскорбленный:

— Да. Мы нашли дѣвочку.

— А можетъ-быть, — продолжала она, какъ бы вспомнивъ что-то, — это сдѣлали вы одни… Ну, да это все равно. Такъ я надѣюсь, вы передадите вашему отцу поклонъ и извиненіе. Добрый вечеръ!

Она кивнула ему, улыбаясь, дернула за уздечку и уѣхала.

Когда Викторія исчезла изъ виду, Іоганнесъ, разсерженный и взволнованный, пошелъ въ лѣсъ. Вдругъ онъ увидѣлъ Викторію, стоящую одну подъ деревомъ. Она прислонилась къ дереву и рыдала.

Она упала? Ушиблась?

Онъ подошелъ къ ней и спросилъ:

— Съ вами что-нибудь случилось?

Она сдѣлала шагъ впередъ, протянула руки и взглянула на него сіяющими глазами. Она остановилась, опустила руки и отвѣчала:

— Нѣтъ, со мной ничего не случилось; я слѣзла съ лошади и пустила ее. Іоганнесъ, вы не должны такъ глядѣть на меня. Вы стояли на плотинѣ и глядѣли на меня. Чего вы хотите?

Онъ пробормоталъ:

— Чего я хочу? Я не понимаю…

— Какія у васъ широкія руки, — сказала она, и положила вдругъ свою руку на него. — Какая у васъ широкая кисть. И какъ вы загорѣли, совсѣмъ черный.

Онъ сдѣлалъ движеніе, хотѣлъ схватить ее за руку, но она подобрала платье и сказала:

— Нѣтъ, со мной ничего но случилось. Я просто хотѣла пройтись до дому пѣшкомъ. Добрый вечеръ!

Іоганнесъ вернулся въ городъ. Шли дни и годы, Долгое время, посвященное работѣ и мечтамъ, ученію и поэзіи. Ему посчастливилось, онъ написалъ стихотвореніе объ Эсѳири, «Іудейской дѣвушкѣ, которая сдѣлалась царицей Персіи», оно была напечатано, и онъ получилъ за него плату. Другое стихотвореніе «Любовный лабиринтъ», слова котораго онъ вложилъ въ уста монаха Вендта, создало ему извѣстность.