Евгений Чириков - Юность

— О чем?

— О том, что скоро-скоро мы расстанемся…

— У-ууууууу! — кричит свисток парохода, и испуганно сжимаются наши сердца мыслью: «скоро — разлука!». А в горах — это: «уууу!»…

Ночь, темная, безлунная. Только огромные звезды трепещут в темной синеве небес, мешаясь с огнями далеких встречных пароходов. Плотнее прижимаемся друг к другу, словно боимся, что Кто-то всесильный встанет между нами…

— Поцелуй меня!

— Опомнись! Что ты говоришь?!.

А сама прижалась еще ближе и нервно вздрагивает и оглядывается по сторонам. Зачем? Боится ли, что кто-нибудь услыхал неосторожное слово, или хочет и боится поцеловать? Кто скажет? Об этом знают только звезды, но они не скажут даже мне… Прошел какой-то одинокий человек и оглянулся на нас. Уходи! — не твое дело…

— Поцелуй!

— Потом… после…

— Не обманешь?

Пожала руку и шепнула:

— На прощанье! Пойдем пройтись… Тут — любопытные…

На прощанье!.. Опять защемило сердце… В загадочной зловещей темноте нагорного берега то мигали, то потухали искры огней, словно кто-то подавал условные знаки нашему врагу.

— Какая пристань?

— Симбирск! Далеко его видать: на горах он.

Мы прижались друг к другу и молчали, устремив взоры в темноту, где всё чаще вспыхивали зловещие огни невидимого города.

И любил я этот город, и ненавидел… Милый, родной город, береги мое счастье! Проклятый! — ты разлучаешь нас…

— Надо собираться, — грустно сказала Зоя и глубоко так вздохнула.

— Рано еще… Погоди!.. Я помогу тебе.

— У меня всё разбросано…

— Пойдем: не хочу смотреть на твой Симбирск!.. Взорвал бы твой Симбирск на воздух, а тебя увез бы с собой. Я тебя не пущу…

— Ой! больно руку… Надо собираться. Пусти!

Она забеспокоилась о вещах, заговорила о расплате с прислугой, о каком-то письме, о лошадях, которые должны ждать ее в Симбирске. Она уже наполовину была не со мной, и это больно обижало мое чувство. «Забудешь!».

— Что вы говорите?

— Опять — «вы»!

— Надо итти… Пока до свидания…

— А ты не забудешь?

— Что?

— Что — обещала.

— Что обещала?

— Эх, ты!.. Поцеловать…

— Да.

Вырвала руку и побежала в свою каюту. А я подошел к окну с намерением полюбоваться на моего голубя последние минуты.

— Нельзя: у меня всё разбросано…

Окно закрылось решеткой. Я постоял пред темным окном и, отойдя к перилам, погрозил горящим в темноте светлякам-огням города:

— Проклятый!

А он не боялся и всё ярче и гуще разбрасывал свои огни на высоких темных горах.

— Вот и Симбирск! — произнес кто-то в темноте, с радостью в голосе.

— Ну, а что же дальше? — сердито бросил я в темноту.

— Ничего! Симбирск, говорю.

— Вижу. Не слепой…

— То-то и есть! Слезать мне.

— А мне какое дело? Сделайте одолжение, я не задерживаю.

— Уж, конечно, вас не спрошусь, а сам слезу… Губернатор какой!

Невидимый пассажир пошел в одну сторону, я — в другую..

— Зоя! Можно?..

— Ннн… ну уж ладно, идите…

— Давайте, я затяну ремни!

Схватил чемодан, злобно уперся в него коленом и, натянув ремень изо всех сил, оборвал пряжку.

— Эх, чорт!.. пряжки! Ну, да обойдемся и без нее… Готово!

— Кажется, всё…

Зоя печально огляделась по сторонам, задумалась, потом посмотрела с жалобной улыбкой на меня. Вздохнула и повторила:

— Теперь всё…

И опустила голову… А я поднял голову, встряхнул волосами и взял ее руку.

— Ну, скажи мне что-нибудь на прощанье!

— У-уууу! — загудел свисток…

Зоя торопливо перекрестилась.

— Я жду…

Девушка рванулась ко мне и вдруг, закрыв лицо руками, остановилась. Я привлек ее к себе и поцеловал в щеку.

— Не забудешь?

— Нет.

— Уверена в этом?

Она не ответила, только кивнула и сконфуженно взглянула мне в глаза…

На палубе беготня, за окном — шум и перекрестный говор. Пристали.

— Пора!

— Пора.

— Милая, голубок мой!.. Пора.

— Надо матроса.

— Свободен? Бери вещи!..

— Ну, будь здоров, не грусти…

— Нет, нет, я провожу тебя… Человек! Перенесите мои вещи в эту каюту: я хочу — здесь, в твоей…

Гуськом спустились вниз по винтовой лестнице и с волною народа проплыли на пристань.

— Барышня! Барышня! Я — здесь…

— А, Семен! Приехал?

— С утра жду. Давай-ка вещи-то, сам донесу…

Семен отобрал у матроса вещи и поволок их на берег. Мы шли позади молча и не знали, о чем говорить… Загудел свисток парохода, я схватил обе руки девушки и стал их покрывать жадными, торопливыми поцелуями. Она приостановилась и, освободив руку, перекрестила меня: