Пэлем Вудхауз - Что-то не так

– Да?

– Поди-ка сюда. Тут с молодым Холлоуэем… Показывал ему табакерку и у меня рука дрогнула…

Некоторое время спустя Билл очнулся от беспорядочного кошмара, в котором с ним творилось нечто странное, и постепенно понял, что кто-то стоит рядом, протягивая ему бокал с бренди.

– Глотните, мой мальчик, – сказал лорд Аффенхем. Лицо человеколюбивого пэра лучилось самодовольством, словно у генерала, только что одержавшего славную победу. Наверное, так выглядел Веллингтон после Ватерлоо.

Билл глотнул, и в голове у него немного прояснилось. Он устремил на хозяина расстерянно-сердитый взгляд.

– Это вы меня? – спросил он.

– Э?

– Это вы ударили меня табакеркой?

Самодовольное лицо расцвело скромной ухмылкой, отчего стало еще хуже. Шестой виконт словно говорил: «Не стоит благодарности, всякий на моем месте сделал бы то же самое».

– Да, конечно, – признал он. – Молодым надо помогать. Как я и предвидел, это сработало. Я подошел к двери, крикнул: «Джейн! Дже-эйн!», она отозвалась: «Что там у вас?» – видать, закрутилась с ужином, не хотела отвлекаться. «Поди-ка сюда, – сказал я. – Что-то с молодым Холлуэеем». Она вошла, увидела ваше простертое тело, бросилась на него – ну, все, как обычно. Целует, причитает… Билл и не думал, что в человеческих силах унять пульсирующую боль в затылке, на который упало с седьмого этажа нечто вроде Обнаженной, однако при этих словах биение прекратилось и боль как рукой сняло. Ее сменил кипучий восторг, какого Билл не испытывал и читая письмо Анжелы, освобождавшее его от слова чести. Он чувствовал себя тем типом из поэмы, который воскормлен медом и млеком рая напоен [26], так что не очень удивился бы, если б лорд Аффенхем, заметив: «О, берегись! Блестят его глаза, взлетают кудри!» обошел его хороводом.

Билл с шумом втянул воздух, что за последние дни вошло у него в привычку.

– Она меня поцеловала? – трепетно переспросил он.

– А что поделаешь? Крича при этом: «Билл, милый! Скажи хоть слово, Билл, милый! Лопни кочерыжка, ты не умер, Билл, милый?» Странно, почему Билл, когда вы – Фред? Но это – дело десятое. Главное, она назвала вас «милый» и поцеловала.

Билл встал и заходил по комнате. Если мы вспомним, как стремительно, можно даже сказать – яростно он ухаживал, нас удивит, что сейчас главным его чувством (помимо восторженного желания похлопать по плечу весь мир, начиная с лорда Аффенхема) было глубочайшее смирение. Он мучительно ощущал свое недостоинство, подобно свинопасу из сказки, которого полюбила принцесса.

Надо сказать, он вовсе не походил на киноактера или греческого бога. Над камином у лорда Аффенхема висело зеркало, и он на мгновение задержался перед своим отражением. Все, как он и предполагал. Лицо честное – и, собственно, все. Видимо, Джейн – та редкая девушка, которая не останавливается на внешней оболочке, но роет глубже, пока не доберется до души.

Впрочем, и это не выдерживало критики. Душу свою Билл знал хорошо -как-никак, прожил с ней целую жизнь. Приличная душа, но ничего особенного. В небесных книгах, должно быть, записано «душа мужская обычная одна». Несмотря на все это, Джейн бросилась на его простертое тело и целовала, приговаривая: «Билл, милый! Скажи хоть слово, Билл, милый! Лопни кочерыжка», и так далее. Все это было очень загадочно. Не исходи рассказ из надежного источника, от непосредственного очевидца, Билл вряд ли бы ему поверил. Его охватило жгучее желание увидеть Джейн.

– Где она? – вскричал он.

– Пошла за холодной водой, губкой, и… – Лорд Аффенхем заметно вздрогнул. – Слышу, она возвращается. Кажется, мне пора уходить.

Вошла Джейн с миской. Увидев главу семьи, она сверкнула глазами.

– Дядя Джордж… – процедила она сквозь зубы.

– Тихо. Тихо. У меня – срочное дело. До скорого, – сказал шестой виконт и пропал, словно нырнувшая утка.

Джейн поставила миску. Огонь в ее глазах потух, они были влажны.

– О, Билл! – сказала она.

Билл говорить не мог. Дар речи ему изменил. Он мог лишь молча смотреть, заново дивясь, что эта золотая принцесса унизилась до него, свинопаса, да и то не ахти какого.

Как она хороша, думал Билл, не подозревая, сколь далек сейчас от реальности. Нельзя простоять у плиты теплым июньским вечером, готовя курицу и два гарнира, не говоря уже о бульоне, и остаться в полном блеске. Лицо у Джейн раскраснелось, волосы выбились, на одной щеке чернело пятно – видимо, от сажи. Тем не менее Биллу она казалась совершенством. Такой, говорил он себе, я запомню ее на всю жизнь – чумазой и в фартуке.