Чарльз Диккенс - Признание конторщика

— Люси! воскликнулъ Томъ, прерывающимся голосомъ: — вы не должны…. вы не должны даже думать объ этомъ. Я не могу представитъ себѣ, чтобы въ вышло тогда, еслибъ онъ узналъ про все. Это погубило бы насъ, быть можетъ, даже послужило бы причиной къ нашей вѣчной разлукѣ, заставило бы его ненавидѣть насъ обоихъ и не прощать насъ до самой своей смерти. О, Люси! я еще не все сказалъ вамъ. У меня есть еще что-то весьма серьезное.

— Скажите, что же это? Вы пугаете меня!

— Подойдите сюда поближе: я скажу вамъ на ушко. Но нѣтъ, нѣтъ! я не скажу. И пожалуста не просите, чтобы я сказалъ вамъ. Это еще можетъ быть, одна только мечта, которая запала въ мою голову, потому что я очень безпокоюсь за насъ и представляю себѣ всякаго рода бѣдствія, которыя являются какъ будто нарочно для того, чтобъ сдѣлать насъ несчастными. Но, ахъ! если догадки моя справедливы, то мы и въ самомъ дѣлѣ несчастны. Мнѣ кажется, никакое несчастіе не можетъ сравняться съ этимъ.

Глаза Люси наполнились слезами.

— Я не уйду въ гостиную, сказала она: — пока онъ не придетъ туда и не спроситъ меня, о чемъ я плачу. Теперь онъ въ своей комнатѣ и, вѣроятно, скоро спустится внизъ; я рѣшительно не могу показаться ему въ этомъ положенія. О, Томъ! перестаньте мучить меня, скажите мнѣ, что вы хотѣли сказать?

— Я не могу сказать, отвѣчалъ Томъ. — Несправедливо было бы съ моей стороны даже заикнуться объ этомъ, пока дѣйствительно не удостовѣрюсь въ моемъ подозрѣніи. Позвольте мнѣ отереть ваши глаза. Теперь можете итти, иначе отсутствіе ваше будетъ замѣтно.

Томъ два раза пожелалъ ей «спокойной ночи», и при каждомъ разѣ я видѣлъ, какъ, рука его обнимала станъ Люси и какъ онъ цаловалъ ее.

— Люси! сказалъ Томъ, и Люси снова воротилась къ нему.

— Право не знаю, зачѣмъ я воротилъ васъ. Кажется, затѣмъ только, чтобъ еще разъ взглянуть на васъ и сказать вамъ, что такъ какъ, можетъ быть, долго не увижу васъ и еще дольше, можетъ быть, не удастся поговорить съ вами, то….

— Что же вы хотите сказать теперь?

Я трепеталъ за то, что намѣренъ былъ сказать Томъ, и, въ сильномъ безпокойствѣ подслушать слова его, я еще ближе приставилъ свое ухо — и какъ-то нечаянно задѣлъ за форточку.

— Слышите! Мнѣ кажется, кто-то идетъ сюда. Уйдите, Люси, уйдите! сказалъ Томъ. — Спокойной ночи! спокойной ночи!

И Люси порхнула во конторѣ и въ ту же минуту исчезла.

Прислушиваясь съ сильнымъ напряженіемъ къ разговору, я не имѣлъ времени почувствовать ужасный ударъ, такъ неожиданно нанесенный мнѣ. Только въ то время, какъ замолкли голоса ихъ, я узналъ, что всѣ надежды мои рушились въ одну минуту. Спустившись съ прилавка, я снова началъ ходить взадъ и впередъ, но только скорѣе прежняго. О, Томъ Лотонъ! этого я не ожидалъ отъ тебя!

Я опустился на скамейку и, въ первый разъ въ теченіе многихъ лѣтъ моей жизни, плакалъ какъ ребенокъ. Я не могъ не сердиться на нихъ. «О! — думалъ я, — Томъ Лотовъ, ты правъ въ своемъ предположеніи, что я никогда не прощу тебя за это. Ты отнялъ у меня единственную надежду моей жизни. Я до гроба стану ненавидѣть тебя. Люси тоже виновата; но я сердитъ только на тебя, Томъ. Чтобъ защитить тебя, она хотѣла сказать мнѣ — бѣдное дитя! — что она одна во всемъ виновата; но я знаю теперь все. Ты ставилъ западни ей; ты обольстилъ ее; сердце твое само говорило тебѣ, когда ты приписывалъ эти слова моимъ устамъ.»

Я нѣсколько разъ принимался ходить и садиться. Сердце мое разрывалось на части, и я громко стоналъ. Довольно долго я продолжалъ порицать моего соперника. Но съ наступленіемъ ночи гнѣвъ мой затихъ, и мѣсто его заступило лучшее чувство. Я спокойнѣе и рѣшительнѣе смотрѣлъ на мое несчастіе. Я видѣлъ, какъ безполезно, какъ несправедливо было бы мое преслѣдованіе, и чувствовалъ весьма натуральнымъ, что молодая дѣвица скорѣе полюбятъ молодого человѣка, нежели старика. Такимъ образомъ, съ грустнымъ и уничиженнымъ духомъ я рѣшился ободрить ихъ любовь и наконецъ соединить ихъ. Богу одному извѣстно, чего мнѣ стоила эта рѣшимость; впрочемъ, она принесла съ собой спокойствіе души, убѣжденіе въ справедливомъ поступкѣ, которое поддерживало меня въ моемъ намѣреніи. Я не хотѣлъ медлить ни однимъ днемъ, опасаясь, чтобы рѣшимость моя не поколебалась. На другое утро я спустился въ гостиную и, приказалъ тому Лотону слѣдовать за мной, остановился тамъ передъ нимъ и Люси. Томъ былъ блѣденъ; казалось, что онъ сильно страшился моего гнѣва.

— Я ожидаю, сказалъ я: — откровеннаго и немедленнаго отвѣта на вопросъ, который намѣренъ предложить вамъ. Скажите мнѣ, давали ли вы обѣщаніе быть вѣрными другъ другу?