Андре Моруа - Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Без даты:

«Усердно читаю, как вы того пожелали, ваши фельетоны. Сегодня заметила, что вы еще ничего не сказали о моем портрете… [101] Портрет написан Эженом Пьо (1812–1890) ( прим. авт. ). Будьте так любезны, напишите, что он повешен слишком высоко, — может быть, его тогда перевесят пониже! Мне стыдно, что я вас занимаю заботами о моей особе, — ведь сама-то я обычно очень мало забочусь о ней; но ваше замечание поможет карьере молодого художника, который нуждается в небольшом успехе, чтобы пробиться».

Без даты:

«Я ждала вчера вечером, что вы навестите меня… Совсем вы меня покинули, — это очень дурно с вашей стороны. Если хотите помириться со мной, приходите завтра, в понедельник, обедать к Роблену, в Сен-Жам [102] Квартал в Нейи; Готье уже занимал там особняк по улице Лонгшан, 32, где он и умер в 1872 г.; архитектор Шарль Роблен построил для себя на улице Сен-Жам, 4, особняк, в котором имелись «башенки с витражами, стрельчатые окна, декоративные украшения из фаянса и два мраморных медальона с изображениями Рафаэля и Микеланджело» ( прим. авт. ). . Постарайтесь прийти пораньше, чтобы мы могли прогуляться в Булонском лесу. Будьте на этот раз точным».

Без даты:

«Дорогой господин Готье, если вы желаете посетить в ближайшее воскресенье Лонгшанские купальни, они будут открыты для вашего сиятельства. Вы пообедаете с нами… Если бы вы могли сказать в вашем фельетоне несколько слов об этом уголке, вы этим обязали бы квартал Королевской площади, который был когда-то и вашим кварталом. Больше никогда не буду надоедать вам. Поступайте по своему усмотрению. Только любите меня, как вашего лучшего и самого давнего друга.

Адель продолжала верить в возможность дружбы между мужчиной и женщиной; она ужасно боялась обжечься, но любила играть с огнем. Женщина, покинутая мужем, чувствует потребность приободриться.

С мая по октябрь 1840 года Адель Гюго жила вместе со своим отцом и двумя дочерьми в Сен-При, на опушке леса Монморанси, в большом доме, называвшемся «Терраса». Мальчики были помещены в пансион Жофре, находившийся на улице Кюльтюр-Сент-Катрин (ныне улица Севинье), — оттуда они ходили в «королевский коллеж Карла Великого». Живя в пансионе, они требовали то у матери, то у Дидины «четыре су, чтобы расплатиться с долгами (это очень срочно), и банку варенья…». «Мама, я тебя люблю, писал Шарль, — я тебя обожаю, ты мой ангел, жизнь моя… Скажи Дидине, чтоб она послала мне завтра банку варенья для тех случаев, когда на полдник дают один сухой хлеб…» Он плакал, когда возвращался в пансион: «Я поминутно вспоминаю бабочек на занавесках в гостиной, картины, полог над кроватью, красный столик… Если я целый год не буду видеть тебя, то могу дойти до самоубийства…» Романтизм оказался наследственной чертой, и Шарль, который драматизировал свое положение в духе пьес Виктора Гюго, жаловался на то, что он «безвестный сын великого, счастливого отца». Гюго долгое время не уделял внимания сыновьям, но около 1840 года стал следить за их занятиями, в особенности за уроками латинского языка, которому придавал большое значение. Он был счастлив и горд, когда 31 июля 1840 года узнал, что его младший сын, Франсуа-Виктор, получил на общелицейском конкурсе премию за сочинение на латинском языке. Он поехал в Сен-При, чтобы отпраздновать с семьей это важное событие. Целый выводок детей, красивых и умных, превращал «Террасу», как некогда замок де Рош, — в радостный рай. Помогая сыновьям сооружать хижину из ветвей, а Деде разводить кур и кроликов, глядя с любовью на Леопольдину, Гюго с волнением вспоминал то счастливое время, когда он хотел быть «первым и в браке», и в отцовстве, и в поэзии. Но семейная его жизнь шла теперь со скрипом, на каждом шагу давали себя знать диссонансы, и это уже было непоправимо. «Наши судьбы и наши намерения почти всегда играют невпопад».

В трех путешествиях (1838, 1839 и 1840 годов), кроме Вергилия и Тацита, поэту сопутствовала Жюльетта Друэ; он совершал с ней длительные и фантастические прогулки почитателя старины и мечтателя. Но каждый вечер он посылал Адели письма в виде дневника с рисунками, поручая ей хранить эти послания как материал для будущего его произведения. Гюго «оставляет в Париже верного и дорогого друга, прикованного к столице постоянными заботами и делами, которые едва позволяют съездить на дачу, в четырех лье от заставы» [103] Виктор Гюго. Рейн, письма к другу. . Этим другом была его жена (или реже, художник Луи Буланже.) Путешественник вел еще и другой дневник, более значительный, содержавший в себе политические и исторические рассуждения. В путешествии 1839 года, длившемся свыше двух месяцев, он днем совершал прогулки, а по ночам писал, в то время как Жюльетта смотрела на него, ожидая, когда придет ее час — час любви.