Стефан Гейм - Агасфер

Здесь, конечно, сказывается наблюдение авторов народных книжек, что еврейские торговцы не ездили, подобно купцам-христианам, с деньгами в кошельке, а пользовались безналичным расчетом, так сказать – тогдашними кредитными карточками, чтобы избежать ограбления разбойниками с большой дороги и прочими лихоимцами; то есть еврей, взяв доверенность от соплеменника А. из города X., приезжал к соплеменнику В. в город Y. и сразу же получал там наличные деньги, что казалось непосвященным «гоям» буквально чудом.

В заключение позвольте мне резюмировать точку зрения нашего института: мы признаем Агасфера в качестве символической фигуры еврея. Все же остальное, несмотря на Вашу убежденность, дорогой коллега, и вопреки всем Вашим стараниям уверить нас в обратном разными не относящимися к делу, а то и вовсе абсурдными аргументами, мы считаем, извините за прямоту, вздором.

Остаюсь с наилучшими пожеланиями,

преданный Вам

(Prof.Dr.Dr.h.с.) Зигфрид Байфус

Институт научного атеизма

Берлин, ГДР.

Господину профессору

Dr.Dr.h.с. Зигфриду Байфусу

Институт научного атеизма

Беренштрассе, 39а

108 Берлин

Германская Демократическая Республика

3 июля 1980

Дорогой друг и коллега Байфус!

В Вашем письме от 9 июня с. г., которое я прочитал сразу же по получении с большим вниманием и удовольствием, Вы пишете, выражая мнение Вашего института, что видите в Агасфере фигуру символическую и к тому же особо типическую. Раисе Вы были готовы «признать за Агасфером существование реальное», хотя и «никак не вечное», а кроме того, Вы говорили, что он представляется Вам «комплексом, имеющим ряд недостаточно изученных компонентов».

Восстановив всю последовательность Ваших рассуждений, я пришел к выводу, что Вы и Ваш институт пусть медленно, но верно приближаетесь к фактическому признанию реального существования Вечного жида, поэтому я размышляю теперь, не стоит ли мне попытаться уговорить моего друга на поездку в Восточный Берлин, чтобы Вы могли познакомиться с ним лично и задать ему вопросы, способные прояснить «недостаточно изученные компоненты» этой вполне живой, хотя, возможно, и символической фигуры. Разумеется, мне понадобится немалое красноречие, ибо не подумайте, что господин Агасфер, повидавший Германию не всегда с лучшей стороны, возвратится туда с легким сердцем.

Но вернемся к Вашим новым аргументам, хотя, признаться, подверстывание Агасфера к юному герою Зигфриду, столь превознесенному во времена национал-социализма, пришлось мне не по вкусу. Конечно же, Агасфер, кроме всего прочего, является еще и символической фигурой; он был и остается евреем, поэтому судьба у него еврейская, взгляд на мир еврейский, отсюда недовольства наличным бытием, стремление изменить его. Он служит олицетворением, воплощением душевного беспокойства, хотя это не только еврейская черта; установленный порядок вещей неминуемо должен, как ему кажется, подвергаться сомнению и время от времени переделываться.

У меня же в этом отношении совершенно иной характер, тут я хотел бы сразу успокоить и Вас, и Ваш коллектив, и Ваши власти, которые, видимо, проявляют особую осторожность при выдаче виз гражданам Израиля. Я люблю порядок: чем больше где-нибудь порядка, тем уютнее я себя там чувствую.

Господь Бог, которого Вы отрицаете, создавая мир, создал заодно и законы, по которым живет этот мир, и с тех пор все подчиняется этим законам, заведенному распорядку и плану, и слава Богу. Моего друга Агасфера это сердит, но я утешаю его аргументом, который, несомненно, соответствует Вашим диалектическим убеждениям: каждый тезис несет в себе антитезис, отрицание, нужно только уметь ждать, однако у него, фигуры символической, – истинно еврейский нетерпеж.

Впрочем, что касается символичности, то тут есть свои закавыки. Как я уже имел честь упомянуть в моей скромной работе об Агасфере, опубликованной в «Hebrew Historical Studies», а Вы сделали это гораздо более развернуто в главе «К вопросу о Вечном жиде» в Вашей замечательной книге «Иудео-христианские мифы в свете современного естествознания и исторической науки», легенда об Агасфере сложилась из весьма разнородных элементов, объединенных лишь одним общим мотивом – проклятием на вечную жизнь, на вечные скитания и муки вплоть до окончательного пришествия Иисуса Христа. Вы сами вспоминаете в своем письме слова реббе Йошуа, как это с ним нередко бывало, довольно двусмысленные, которые были адресованы апостолу Иоанну, его любимому ученику (Иоанн, 21, стихи 22 и 23): «…если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до этого?» Эти слова содержат зародыш мысли о том, что один из современников Распятого доживет до его окончательного пришествия.