Владимир Набоков - Со дна коробки

Переведите дыхание. Взгляните еще раз на небо.

Ланселот улетел; надежда увидеть его при жизни примерно равна возможности повстречаться с ним в вечности. Ланселот Озерный изгнан из страны Логриз (мы бы назвали ее страной Великих Озер) и скачет сейчас в звездной пыли ночного неба, едва ли не такого же далекого, как местная вселенная Боков (с балконом и черным, как уголь, запятнанным тенями садом), устремляется к Лире короля Артура, где пылает и манит Вега — один из немногих космических объектов, которые могут быть найдены с помощью этой чертовой карты. Млечная дымка вызывает у Боков головокружение, безотчетную досаду, помутнение рассудка, страх перед бесконечностью. И все-таки они не в силах оторваться от астрономического кошмара, вернуться в освещенную спальню, угол которой виден сквозь застекленную дверь. Но вот Планета поднимается над горизонтом, как крошечный костер.

Там, правее, Мечевидный мост, ведущий в Иной мир («dont nus estranges ne retorne»). [22] Откуда не возвращаются (старофр.). Ланселот карабкается по нему, преодолевая страшную боль и несказанную тревогу. «Ты не должен заходить за черту, которая наречена Чертою Страха». Но другой волшебник приказывает: «Ты должен. И на тебя даже снизойдет чувство юмора, с которым пройдешь через все испытания». Стареющим Бокам кажется, что они различают Ланса, поднимающегося на крючьях по сверкающей стене небосклона или неслышно прокладывающего тропу в мягком снегу туманности. Волопас — огромный ледник, где-то между стоянкой X и XI, весь из морен и голубых трещин. Мы пытаемся рассмотреть петляющий маршрут восхождения; кажется, различаем легкого, стройного Ланса среди других, связанных веревкой силуэтов. Исчез! Это он или Денни (молодой биолог, лучший друг Ланса)? Томясь в темной долине, у подножия вертикального небосвода, мы вспоминаем (миссис Бок отчетливее, чем ее супруг) специальные названия для трещин и готических нагромождений льда, которые Ланс произносил с такой профессиональной лихостью в своем альпийском детстве (теперь он на несколько световых лет старше); сераки и цирки, лавина и ее гул; романские отголоски и германская магия отзываются в грохоте альпинистских подкованных башмаков, как в средневековых романах.

Ах, вот он опять! Распятый на уступе между двумя звездами, затем очень медленно огибающий утес, такой отвесный и с такими ничтожными зацепками, что само представление о льнущих к ним кончиках пальцев и скользящих башмаках наполняет вас отчаянным страхом высоты. И сквозь набежавшие слезы старые Боки видят Ланса, оставленного на произвол судьбы на каменном карнизе; и вот он снова карабкается, а затем, в какой-то жуткой безопасности передышки, с ледорубом и рюкзаком стоит на вершине, возвышающейся над остальными, и его профиль подсвечен солнечным лучом.

Или он уже на пути вниз? Я предполагаю, что от путешественников нет никаких вестей, что Боки длят свой жалкий дозор. И пока они ждут возвращения сына, все ответвления и развилки его спуска срываются в пропасть их отчаяния. А может быть, он благополучно разминулся с этими льдистыми остроугольными глыбами, вертикально соскальзывающими в преисподнюю, сумел зацепиться, вбить крюк и теперь блаженно съезжает вниз по сверкающему небесному откосу.

И поскольку Боки так и не слышат звонка в дверь — этого логического завершения воображаемой череды шагов (независимо от того, насколько терпеливо мы растягиваем их по мере приближения в наших мечтах), мы должны отфутболить его назад и заставить снова начать свое восхождение, а затем отбросить его еще дальше, так, чтобы он все еще находился в альпинистском лагере (палатки, уборные под открытым небом и смуглокожие дети-попрошайки) уже после того, как мы представили его пригнувшим голову под лиродендровым деревом, прежде чем пересечь лужайку, подойти к двери и нажать на кнопку звонка. Как бы изнуренный частыми появлениями в мыслях родителей, Ланс теперь устало бредет по грязным лужам, затем по склону холма на фоне истощенного войной пейзажа, оступаясь и скользя по мертвой траве. Впереди рутинный подъем по скале, а затем вершина. Хребет покорен. Наши потери велики. Как узнают об этом? Получив телеграмму? Заказное письмо? И кто исполняет роль палача: специальный курьер или обычный красноносый ленивый почтальон, всегда чуть-чуть навеселе (у него свои неприятности)? Распишитесь тут. Большой палец. Маленький крестик. Тупой карандаш. Его серовато-фиолетовая древесина. Вернуть его. Неразборчивый росчерк подкравшейся беды.