Владимир Набоков: Ланселот

В этой-то запущенной комнате, под лампой с бежевым абажуром, Ланселот обращается к родителям с последней просьбой. Он недавно привез из заброшенного уголка в Андах, где восходил на безымянную еще вершину, парочку молодых шиншилл — пепельно-серых и невероятно пушистых грызунов размером с кролика (Hystricomorpha), длинноусых, круглозаденьких и вислоухих. Держит он их дома, в проволочном загончике, и кормит земляными орехами, рисовыми хлопьями и изюмом, а в качестве особого угощения — фиалками и астрами. Он надеется, что осенью зверьки дадут приплод. Вот он еще раз дает матери нерушимые предписания: чтобы корм для его любимцев всегда был свежий, клетка — сухая, да не забывать про ежедневную пыльную ванну (из тонкого песка, смешанного с толченым мелом) — кататься в ней и брыкаться для них верх наслаждения. Пока это обсуждается, г-н Бок снова и снова раскуривает трубку, потом откладывает ее в сторону. С видом благожелательной рассеянности старик время от времени повторяет озвученную пантомиму, которая, впрочем, никого не обманет, — прокашливается, закладывает руки за спину и дрейфует к окну или начинает сквозь зубы напевать что-то внемелодическое, и, словно движимый этим гнусавым моторчиком, отбывает, спотыкаясь, из гостиной. И только покинув сцену, сбрасывает с себя, весь дрожа, этот филигранно отработанный образ мурлыкающей кротости. Дойдя до спальни или до ванной, он замирает, словно прикладываясь, в малодушном своем одиночестве, жадным судорожным глотком к некоей потаенной склянке, и, упившись горем, бредет обратно.

На сцене, куда он тихонько возвращается, застегивая пуговицу на пиджаке и возобновляя свое гуляние, между тем ничего не изменилось. Теперь остаются уже считанные минуты. Перед уходом Ланс осматривает клетку, Шина и Шиллу он покидает сидящими на задних лапках, в передних у обоих по цветку. Об этих последних мгновениях я знаю только, что любые разговоры типа «Ты уверен, что не забыл шелковую рубашку, которую принесли из стирки?» или «Ты помнишь, куда положил новые шлепанцы?» — исключены. Все, что берет с собой Ланселот, уже находится в таинственном, неудобосказуемом и совершенно ужасающем месте, откуда он тронется в намеченный миг. Он больше не нуждается ни в чем, в чем нуждаемся мы, и выходит из дому с непокрытой головой и пустыми руками, с небрежной легкостью человека, который вышел за газетой — или восходит на триумфальный эшафот.

Земное пространство любит прикровенность. Максимум того, что оно уступит глазу, — это панорамный вид. Небосвод накрывает удаляющегося путника, словно крышка люка при замедленной съемке: остающимся не увидеть города на расстоянии дневного пути, хотя ничего не стоит разглядеть такие запредельности, как лунные цирки вместе с тенью от их кольцевых гребней. Фокусник, демонстрирующий небесную твердь, засучил рукава и ничего не таит от маленьких зрителей. Если планета и уплывает из поля зрения (как исчезают предметы за размытым изгибом скулы), она непременно возвратится, стоит Земле повернуть голову. Ночь страшна обнаженностью тьмы. Ланселот уже в пути; хрупкость его юного тела возрастает прямо пропорционально покрываемому расстоянию. Боки-родители смотрят с балкона в чреватое бесконечными опасностями ночное небо и безумно завидуют участи рыбацких жен.

Если надежны источники, которыми пользовался Бок, то имя Lanceloz del Lac впервые встречается в стихе 3676 «Романа телеги». [4] Ланселот Озерный — рыцарь, воспитанный Дамой Озера, герой романа Кретьена де Труа «Рыцарь телеги, или Ланселот» (1168). См. заключительную заметку. Ланс, Ланселен, Ланселотик — ласкательные имена, их шепчут при свете бьющих лучами соленых мокрых звезд. Рыцари, с отрочества приобщавшиеся к лютне, луку и ловитве; Лес Опасностей и Башня Скорби; Альдебаран, Бетельгейзе [5] Звезды альфа созвездия Тельца и альфа созвездия Ориона, обе первой звездной величины, красноватого цвета. Носят названия, происходящие от арабских «ал-даба-ран» — «идущий следом» (за Плеядами) и «байт ал-джавза» — «дом близнецов». — раскатистые громы сарацинских войн. Дивные бранные подвиги, дивные витязи, блистающие над боковским балконом в очертаниях грозных созвездий: сэр Перкар — Черный рыцарь, и сэр Перимон — Красный рыцарь, и сэр Пертолеп — Зеленый рыцарь, и сэр Перси — Индиговый рыцарь, и этот неотесанный старикан сэр Груммор Грумморсум, бормочущий себе под нос страшные северные проклятья. От подзорной трубы мало толку, карта отсырела и вся измята, и: «Ты не туда светишь» — это уже госпожа Бок.