Франц Кафка - Замок

Они, как ни странно, подчинились и только перед тем, как выйти, сказали:

— Мы могли бы и здесь подождать.

И К. ответил:

— Я это знаю, но я этого не желаю.

К. было досадно — но в некотором смысле все-таки и приятно, когда Фрида, которая сразу же после ухода помощников села к нему на колени, сказала:

— Что ты имеешь против этих помощников, любимый? Нам незачем иметь от них тайны. Они — верные.

— Ах, верные, — повторил К. — Они подглядывают за мной каждую минуту, это бессмысленно, но отвратительно.

— Мне кажется, я понимаю тебя, — сказала она, и повисла у него на шее, и хотела еще что-то сказать, но не могла больше говорить.

И так как стул стоял совсем рядом с кроватью, они качнулись в ту сторону и упали на кровать. Они лежали там, но не было того самозабвения, как тогда, ночью. Она чего-то искала, и он чего-то искал — яростно, с искаженными лицами, вжимаясь головой в грудь другого, искали они, и их объятия, и их корчившиеся тела не только не заставляли забыть, но напоминали им об обязанности искать; как собаки отчаянно роются в земле, так рылись они в телах друг друга, и — беспомощно, разочарованно, подбирая последние крохи счастья, пробегал временами язык одного из них по лицу другого. Лишь усталость принесла им покой и благодарность друг другу. А потом опять наверх пришли служанки. «Смотри, как лежат тут эти», — сказала одна и из жалости набросила на них какой-то платок.

Когда позднее К. выбрался из-под платка и огляделся, помощники — это его не удивило — были снова в своем углу; указывая на К. пальцами, они призывали один другого к серьезности и отдавали честь, но, кроме этого, у самой кровати сидела хозяйка и вязала чулок — мелкая работа, мало ей подходившая при ее гигантской, почти затемнявшей комнату фигуре.

— Я уже давно жду, — сказала она и подняла свое широкое, изрезанное старческими морщинами, но в основной своей массе все-таки еще гладкое, возможно, когда-то красивое лицо.

Слова прозвучали как упрек — и упрек неуместный, ибо К. совсем не просил, чтобы она приходила. Поэтому он только покивал головой, подтверждая ее слова, и сел на кровати. Фрида тоже поднялась, но оставила К. и прислонилась к стулу хозяйки.

— Нельзя ли, госпожа хозяйка, — проговорил К. рассеянно, — то, что вы хотите мне сказать, отложить до моего возвращения от старосты общины. У меня там важный разговор.

— Этот — важнее, поверьте мне, господин землемер, — сказала хозяйка, — там, видимо, речь пойдет только о какой-то работе, а здесь речь идет о человеке, о Фриде, о моей любимой девочке.

— Ах вот как, — сказал К., — тогда — конечно; я только не знаю, почему бы не оставить это дело нам двоим.

— Потому что люблю, потому что забочусь, — объяснила хозяйка и притянула к себе голову Фриды, которая стоя доставала лишь до плеча сидящей хозяйке.

— Раз Фрида питает к вам такое доверие, — сказал К., — то мне тоже ничего другого не остается. И поскольку Фрида совсем недавно назвала моих помощников верными, то все мы здесь просто друзья. Следовательно, я могу вам, госпожа хозяйка, сказать, что считал бы за лучшее, если бы я и Фрида поженились, и причем в ближайшее время. К сожалению, к большому сожалению, я не смогу этим возместить Фриде то, что она из-за меня потеряла, — ее положение в господском трактире и дружбу Кламма.

Фрида подняла голову, глаза ее были полны слез, ни следа победоносного выражения не было в них.

— Почему я? Почему именно я выбрана для этого?

— Как? — спросили К. и хозяйка одновременно.

— Она запуталась, бедный ребенок, — сказала хозяйка, — запуталась, оттого что свалилось сразу слишком много счастья и несчастья.

И Фрида, словно в подтверждение этих слов, бросилась к К., стала неистово целовать его, как будто никого, кроме них, в комнате не было, и потом, плача и все еще обнимая его, упала перед ним на колени. К., обеими руками гладя волосы Фриды, спросил хозяйку:

— Вы, кажется, одобряете мои намерения?

— Вы — человек чести, — сказала хозяйка. В ее голосе тоже дрожали слезы, она выглядела несколько поникшей и тяжело дышала; тем не менее она еще нашла в себе силы сказать: — Теперь осталось только обсудить некоторые гарантии, которые вы должны дать Фриде, потому что, как бы ни было теперь велико мое уважение к вам, вы все же человек чужой, поручиться за вас никто не может, ваше семейное положение здесь неизвестно. Гарантии, таким образом, нужны, вы с этим согласитесь, дорогой господин землемер, вы ведь сами заметили, сколько Фрида из-за связи с вами все-таки и теряет.