Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.11. Творчество

Но дело не в физической смерти Клода Лантье, которой заканчивается роман: художник умер в Клоде значительно раньше. В неистовых исканиях новых путей в искусстве, в стремлении воссоздать на полотне природу реальнее, чем она есть, он пришел к отрицанию самой жизни: «Ничего не существует вне живописи, и пусть гибнет мир!» Увлеченный фиксацией мимолетных, субъективных наблюдений, он растворился в них, они затмили перед ним целое, чрезмерное внимание к цвету и форме привело его к созданию символа, к стремлению воплотить в детали все многообразие природы. Его творчество стало бесплодным, оно утратило жизнь, которая является душой подлинного искусства, источником правды и красоты.

Прежний союз даровитых художников и литераторов, вдохновленный борьбой за новые пути в искусстве, союз, который скрепляла чистая юношеская дружба, распался. Не все оказались способными перенести суровые испытания судьбы. Одни, подобно Клоду Лантье, надломленные жизненными невзгодами и творческими неудачами, пришли к отрицанию своих же собственных формул, другие — Фажероль, Жори, Дюбюш, Магудо — попали под влияние растлевающей морали собственников, превратились в самых заурядных буржуа.

Глядя на все это, Сандоз начинает понимать, к каким неожиданным результатам пришла когда-то свежая и эмоциональная живопись, к каким уродливым извращениям привели ее эпигоны.

Отношение Золя к импрессионизму как к новому направлению в искусстве не было раз и навсегда установившимся и одинаковым. Оно менялось в связи с изменением импрессионизма, творческих устремлений его представителей, а также в связи с эволюцией эстетических взглядов самого Золя.

Импрессионизм поры расцвета, 60-х и 70-х годов, когда он выступал против омертвевших форм в живописи, когда он оживлял ее современностью, выводил на дневной свет и тем расширял ее рамки и возможности, существенно отличался от того, что продолжали называть импрессионизмом в 80-е и особенно в 90-е годы. Золя горячо и страстно поддерживал художников-импрессионистов, когда они вступали в жизнь, будили умы. Идеи импрессионистов были сродни эстетическим взглядам Золя; и Золя и художники-импрессионисты в своем творчестве исходили из аналогичных установок: пристальное наблюдение природы, людей и событий, беспристрастный и объективный показ фактов, почерпнутых из общего потока жизни.

Однако в дальнейшем пути импрессионистов и создателя «Ругон-Маккаров» разошлись. В творчестве художников-импрессионистов, пренебрегавших общественной ролью искусства, возобладал субъективизм. Движимые стремлением запечатлеть неуловимый «облик ощущения», они увлеклись формальной стороной живописи, демонстрацией своего виртуозного мастерства в передаче цвета и света. Импрессионизм созерцательный и бездейственный в отношении общественных явлений становился источником измельчания искусства, приводил его к социальной анемии.

Любой художественный метод отображения действительности в искусстве покоится на определенной философской основе, на системе идейных взглядов художника. Истинное новаторство согрето и вдохновлено правдой жизни, потребностями общества, оно призвано отображать то, что является общим, исторически закономерным и прогрессивным… «При своих, столь важных, экспериментах по части колорита, краски, воздуха, светового освещения Мане и его школа „импрессионистов“, — отмечает В. В. Стасов, — только и занимались что своими „импрессионами“ (впечатлениями) и совершенно упускали из виду то, что было гораздо важнее внешних физических впечатлений. Они забывали и человека, и его душу, и события людские, и все, все, из чего состоит и сплетается наше существование». Художники-импрессионисты выступали прежде всего за формальное обновление живописи. Поэтому они пришли к утверждению самодовлеющего начала формы, а значит, к безыдейности, к отказу от художественной правды. Их мало заботили социальные проблемы современности, они мечтали быть в жизни только художниками.

Эпигоны импрессионизма постепенно отказываются от сюжета, видя в этом новый этап в развитии живописи. Выставки заполняются ужасающими по своему однообразию бескровными холстами. «Не импрессионисты обеднили живопись, — пишет Луи Арагон в статье „Импрессионизм“, — а те, кто поверхностно усвоили их творческий метод, не улавливая за их полотнами открывающиеся пути развития искусства, и остановились на бесплодном повторении уже достигнутого». Ухватившись за творческий прием, найденный их предшественниками, живописцами самобытными и оригинальными, они выхолостили и умертвили их идею, пошли по пути повторения, приспосабливая импрессионизм к салонным вкусам. Победу торжествовал фальсификатор Фажероль, «поверхностная и элегантная живопись» которого была состряпана с удивительной ловкостью на потребу вкусам пресытившихся тунеядцев.