Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 12. Земля

В это утро Жан шагал по полю с раскрытой торбой из синего холста, которая была привязана у него на животе. Левой рукой он поддерживал торбу, а правой доставал из нее горсть пшеницы и через каждые три шага разбрасывал ее перед собой. Его грубые башмаки были в дырах, и земля налипала на них по мере того, как он переступал ногами, покачиваясь из стороны в сторону. На рукаве еще не совсем изношенной солдатской куртки сквозь разлетающиеся золотистые зерна алели две нашивки. Он шел один, величественно продвигаясь все дальше и дальше. Вслед за ним пара лошадей медленно тащила борону, которая зарывала зерна. Лошадей подгонял погонщик, мерно щелкавший длинным бичом над самыми их ушами.

Земельный участок, расположенный в урочище Корнай и едва достигавший пятидесяти аров, был настолько мал, что г-н Урдекен, владелец фермы Бордери, решил обойтись здесь без механической сеялки, занятой к тому же в другом месте. Жан шел по полю с юга на север. В двух километрах прямо перед ним раскинулись постройки фермы. Дойдя до конца борозды, он остановился, чтобы немного передохнуть, и невидящими глазами посмотрел вдаль.

Там громоздились слившиеся в одно темное пятно старые черепичные крыши низких строений. Ферма затерялась на краю провинции Бос, плоские равнины которой расстилались по направлению к Шартру. Под широким, затянутым облаками небосводом, как это обычно бывает в конце октября, на целые десять лье простирались поля. В это время года большие квадраты пашен были голы и имели темно-желтый цвет. Пашни чередовались с зеленеющими коврами люцерны и клевера, но нигде, насколько хватал глаз, не видно было ни холмика, ни деревца. Поля сливались вдали и опускались к линии горизонта, четкой и округлой, как в открытом море. Только на западе небо окаймлял порыжевший бордюр маленькой рощи. Среди полей виднелась белая, как мел, дорога из Шатодена в Орлеан. Прямая, точно стрела, она бежала вперед, от одного телеграфного столба к другому. Больше ничего не было видно, если не считать трех-четырех ветряных мельниц с неподвижными крыльями, возвышавшихся на деревянных срубах. Каменные островки деревень скрывались в лощинах, над которыми торчали одни только шпили колоколен; сами церкви тонули в волнах засеянной хлебом земли.

Жан снова повернул назад и, так же мерно покачиваясь, зашагал по полю с севера на юг. Он по-прежнему придерживал левой рукой торбу, а правой не переставая с силой хлестал по воздуху горстями семян. Теперь прямо перед ним, совсем близко, находилась узкая долина Эгры, пересекавшая поле подобно рву; за нею, до самого Орлеана, простиралась бескрайняя босская равнина. О чередовании лугов и тенистых рощ можно было догадаться только по большим тополям, пожелтевшие верхушки которых возвышались над лощиной, напоминая низкорослый кустарник. От маленькой деревушки Ронь, раскинувшейся на склоне, виднелось только несколько крыш — это были крыши домов, приютившихся у подножия церкви с серой каменной колокольней, населенной древними вороньими семействами. К востоку, по ту сторону луарской долины, в которой затерялся главный город кантона, Блуа, вырисовывались контуры холмов провинции Перш, лиловевшие на сером фоне неба. Там находились земли бывшего графства Дюнуа, ныне ставшие шатоденским округом, расположенным между старыми провинциями Перш и Бос, непосредственно на границе последней, около тех мест, которые из-за низкого плодородия почвы были прозваны «вшивой Бос». Дойдя до конца участка, Жан снова остановился и посмотрел вниз, на Эгру, катившую свои быстрые и прозрачные воды по заливным лугам. Вдоль реки шла дорога в Клуа; в этот субботний день по ней тянулась вереница крестьянских телег, ехавших на базар. Затем Жан пошел обратно.

И так все время, повторяя одно и то же движение, он мерно шагал то к северу, то к югу, окутанный клубящейся пылью семян; позади него, двигаясь так же не спеша и как бы задумчиво, под щелканье бича, борона зарывала зерна. С озимыми запоздали из-за дождливой погоды. Землю унавозили еще в августе. Ее давным-давно глубоко вспахали, очистили от сорняков, и она снова была готова взрастить пшеницу, после того как в предыдущие годы трехлетнего севооборота на ней сеяли клевер и овес. Теперь, когда на смену ливням не сегодня-завтра могли наступить заморозки, крестьянам приходилось торопиться.