Джордж Элиот - Сайлес Марнер

Впереди этих хорошо одетых прихожан идут несколько человек, которых мы тотчас узнаем, несмотря на то, что время наложило на них свою печать. Высокий белокурый мужчина лет сорока не очень отличается лицом от двадцатишестилетнего Годфри Кесса: он только пополнел и утратил неуловимый облик молодости, который пропадает с годами даже тогда, когда взор еще не утратил блеска и на лице не появилось морщин. Больше изменилась, пожалуй, его красивая жена, которая идет под руку с ним: она несколькими годами моложе, но яркий румянец, прежде не сходивший с ее щек, теперь разгорается лишь изредка от свежего утреннего ветра или от сильного удивления. Однако для тех, кто ценит в человеческих лицах отражение жизненного опыта, красота Нэнси представляет очень большой интерес. Часто сердцевина созревает и приобретает высокое качество лишь тогда, когда время уже окутало ее уродливой оболочкой и нелегко разглядеть прекрасный плод внутри. Но годы не были так жестоки к Нэнси. Крепко сжатые, но красиво очерченные губы, ясный, правдивый взгляд карих глаз говорили о характере, который прошел через жизненные испытания и сохранил свои лучшие особенности. Даже туалет Нэнси, изящный и строгий, придавал ей какую-то значительность, с которой уже не соперничало девичье кокетство.

Мистер и миссис Годфри Кесс (титул сквайра не произносился в Рейвлоу с тех пор, как старый сквайр отошел к праотцам и его наследство было поделено) остановились в ожидании высокого старика, шедшего позади с очень скромно одетой женщиной. Это их имела в виду Нэнси, когда заметила мужу, что нужно подождать «отца и Присциллу». Затем они все вместе свернули на узкую тропинку, которая вела через кладбище к маленькой калитке напротив Красного дома. Мы пока не последуем за ними, потому что в толпе, выходящей из церкви, могут найтись другие люди, которых нам тоже захочется увидеть, хотя, возможно, они и одеты похуже, да и узнать их будет труднее, чем владельцев Красного дома.

Впрочем, нельзя не узнать Сайлеса Марнера. Его большие карие глаза теперь стали видеть лучше, как это бывает с глазами, близорукими в молодости, и взгляд их стал более разумным, но, в общем, за эти шестнадцать лет Сайлес очень изменился. Сутулая спина и седые волосы старили ткача, хотя в действительности ему было не больше пятидесяти пяти лет. Зато рядом с ним шла сама юность — прелестная восемнадцатилетняя девушка с ямочками на щеках, с вьющимися каштановыми волосами, которые она тщетно пыталась запрятать под скромный коричневый капор, — волосы под мартовским ветром упрямо вились, как струйки ручья, и мелкие колечки, сдерживаемые гребенкой, выглядывали из-под капора. Эппи не могла не досадовать на свои волосы, потому что в Рейвлоу не было ни одной девушки с такими вьющимися волосами, и поэтому она считала, что волосы непременно должны быть гладкими. Ей не хотелось, чтобы ее порицали даже за такие мелочи. Если бы вы видели, как аккуратно был завернут ее молитвенник в пестрый платок!

Красивый молодой человек в новой бумазейной блузе, который шел позади нее, хотя и не знал, что ответить, когда Эппи задавала ему вопрос о волосах в отвлеченной форме, и даже полагал, что гладкие волосы, пожалуй, красивее, тем не менее не хотел, чтобы волосы Эппи были иными. Девушка, вероятно, догадывалась, что за ней идет кто-то, думая о ней и набираясь храбрости, чтобы подойти ближе, как только они выйдут на тропинку. Иначе почему же она казалась такой застенчивой и старалась все время смотреть на Сайлеса, высказывая полушепотом краткие замечания о том, кто был в церкви и кто не был и как красива красная рябина над стеной пасторского сада.

— Мне так хотелось бы, отец, чтобы у нас был садик с махровыми маргаритками, как у миссис Уинтроп! — воскликнула Эппи, когда они вышли за ограду церкви. — Только, говорят, для этого нужно много земли перекопать, да наносить свежей, а тебе, отец, это, конечно, не под силу. Нет, я не хочу, чтобы ты так утомлялся, — такая тяжелая работа не для тебя.

— Почему, дитя мое? Я справлюсь, если ты хочешь иметь свой садик. Вечера теперь длинные, и я с удовольствием потрачу немного времени, чтобы ты могла посадить цветок-другой, да и утром я могу повозиться с лопатой, перед тем как сесть за станок. Почему ты мне раньше не сказала?

— Я могу вскопать землю за вас, мастер Марнер, — сказал молодой человек в бумазейной блузе, который теперь шел рядом с Эппи и без всякого стеснения присоединился к разговору. — Мне ничего не стоит зайти к вам между делом или после работы. Кстати, я принесу к землю из сада мистера Кесса — он мне охотно разрешит.