Джордж Элиот - Сайлес Марнер

Если Сайлес теперь думал о жизни в Рейвлоу, то лишь в связи с Эппи: девочка должна иметь все, что есть хорошего в Рейвлоу, и Сайлес внимательно присматривался и прислушивался, стараясь лучше понять эту жизнь, которой он сторонился долгие пятнадцать лет. Так садовник, пересадив ценное растение и желая создать ему благоприятные условия на новой почве, думает о дожде и солнечном свете и прилежно собирает все сведения, которые помогут ему напоить жадные корни и уберечь листья и почки от вреда. Склонность к накоплению исчезла вместе с утратой его любимого золота, — монеты, которые он зарабатывал после кражи, имели в его глазах так же мало значения, как если бы это были камни, привезенные для восстановления дома, разрушенного землетрясением. Чувство тяжелой утраты было в свое время слишком сильно для того, чтобы от прикосновения ко вновь заработанным деньгам могла возникнуть прежняя дрожь удовлетворения. Нечто новое появилось теперь вместо его золота, — это новое рождало в нем желание работать и зарабатывать, питало его надежду и радость, но деньги сами по себе были здесь ни при чем.

В старые времена существовали ангелы, которые приходили, брали людей за руку и уводили прочь от разрушенных городов. Теперь мы больше не видим этих белокрылых вестников. И все же бывает, что людей уводят от грозящей им гибели: рука берет их за руку и ведет вперед в тихий и светлый край, и они больше не глядят назад. И эта рука может быть рукой ребенка.

Как вы легко поймете, еще один человек с особенным, хотя и тайным, вниманием следил за тем, как росла и расцветала Эппи, окруженная заботами и вниманием ткача. Человек этот не отваживался на такие поступки, которые могли бы указывать на больший интерес к приемной дочери бедняка, чем следовало ожидать от доброго молодого сквайра, и довольствовался случайными встречами, когда можно было предложить маленький подарок Марнеру, пользовавшемуся общим расположением, но в душе Годфри надеялся, что придет время, когда он сможет, не вызывая подозрений, обеспечить свою дочь. Горевал ли он в то же время, что не может ввести ее в законные права, принадлежащие ей по рождению? Едва ли. О ребенке заботились, и, вероятно, девочка будет счастлива, как могут быть счастливы люди скромного достатка, возможно — счастливее тех, кто воспитывался в роскоши.

Не знаю, сильно ли колол палец знаменитый перстень, когда его владелец забывал о своем долге и следовал желанию, не знаю, сильно ли он колол, когда погоня за счастьем только еще начиналась, или, быть может, он ранил лишь тогда, когда погоня была давно в прошлом и надежда, сложив крылья, оглядывалась и превращалась в сожаление?

Щеки и глаза Годфри Кесса были теперь ярче, чем когда-либо. Он был так настойчив в преследовании цели, что казался человеком твердого характера. Данси не вернулся; люди решили, что от пошел в солдаты или уехал куда-нибудь в дальние края, и никто особенно не любопытствовал в этом вопросе, неприятном для столь уважаемой семьи. Годфри перестал видеть тень Данси на своем пути, а путь этот теперь вел прямо к достижению его самых заветных, давно лелеемых мечтаний. Все говорили, что мистер Годфри наконец остепенился и, вероятно, близко радостное событие, ибо почти ежедневно его видели на дороге а Уорренс. Сам Годфри, когда его шутливо спрашивали, назначен ли уже день свадьбы, улыбался с самодовольным видом влюбленного, который не сегодня-завтра уверенно сможет сказать «да». Он чувствовал себя человеком обновленным, избавленным от искушения, а будущая жизнь представлялась ему землей обетованной, за которую даже не надо было бороться. Он видел себя у своего собственного счастливого очага: он играет с детьми, а его Нэнси улыбается ему.

А другое дитя, то, которому нет места у его очага? Отец не забудет его. Он позаботится, чтобы ему было хорошо. Это его долг.

Прошло шестнадцать лет с тех пор, как Сайлес Марнер нашел новое сокровище у своего очага. Было солнечное осеннее воскресенье. Колокола старой церкви Рейвлоу весело звонили, оповещая об окончании утренней службы, и из сводчатых дверей неторопливо, задерживаемые дружескими приветствиями и расспросами, выходили богатые прихожане, надумавшие в это яркое воскресное утро посетить храм божий. В те времена, согласно сельскому обычаю, более состоятельные члены прихода выходили из церкви первыми, а менее зажиточные соседи скромно ждали своей очереди, мужчины — кланяясь, а женщины — приседая перед крупными налогоплательщиками, которые удостаивали их двумя-тремя словами.