Марк Твен - Том Соуер за границей

Но я не убѣдился такими доводами, да и Джимъ тоже. Онъ покачалъ головой и сказалъ:

— О, масса Томъ, если бы вы знали, что за шуты эти живописцы, вы поняли бы, что ихъ не годится приводить въ примѣръ. Я вамъ кое-что разскажу и вы сами увидите. Засталъ я это одного… на-дняхъ, на задворкахъ у стараго Ганка Уильсона. Подошелъ я поближе посмотрѣть, что онъ дѣлаетъ. Вижу, рисуетъ онъ ту старую пѣгую корову съ поломанными рогами… вы знаете, о какой я говорю. Я спросилъ, къ чему это онъ вздумалъ ее рисовать? А онъ отвѣчаетъ, что когда нарисуетъ, то дадутъ ему за эту картинку сто долларовъ. Но, масса Томъ, вѣдь самую корову-то можно купитъ всего за пятнадцать! Я ему такъ и сказалъ. Что же, повѣрите или нѣтъ, но онъ только головою тряхнулъ и продолжалъ рисовать. Вы не знаете ничего, масса Томъ!

Томъ вышелъ изъ себя; я замѣчаю, что такъ бываетъ всегда съ людьми, которыхъ припрутъ къ стѣнѣ доказательствами. Онъ сказалъ, чтобы мы прикусили языкъ и не шевелили бы болѣе мусора въ своихъ башкахъ: можетъ быть, онъ выстоится, изъ него выпечется что-нибудь и мы станемъ толковѣе. Въ это время, онъ примѣтилъ внизу башенные часы, навелъ на нихъ подзорную трубу, потомъ взглянулъ на свою серебряную рѣпу, опять на тѣ, часы, опять на свою рѣпу, и проговорилъ:

— Забавно… тѣ часы почти на часъ впередъ.

Онъ спряталъ свою рѣпу, но завидѣлъ другіе башенные часы, разглядѣлъ ихъ въ трубу… Они шли тоже на часъ впередъ. Это его удивило.

— Очень любопытная штука! — произнесъ онъ. — Я не понимаю ея.

Онъ взялся за подзорную трубу, отыскалъ еще одни часы и убѣдился, что они шли тоже на часъ впередъ. Тутъ онъ выпучилъ глаза, перевелъ духъ съ трудомъ и сказалъ:

— Велик…кій Скотъ! Это долгота!

Я спросилъ, порядочно испугавшись:

— Что тамъ случилось или случится еще?

— А случилось то, что пузырь-то этотъ нашъ промахнулъ уже черезъ Иллинойсъ, и черезъ Индіану, и черезъ Огайо, и мы теперь надъ восточною оконечностью Пенсильваніи… надъ Нью-Іоркомъ, что-ли, или около того.

— Томъ Соуеръ, ты это не взаправду?

— Совершенно взаправду; это такъ, ручаюсь головой! Мы уже на пятнадцать градусовъ долготы отъ Сентъ-Льюиса, изъ котораго отправились вчера послѣ полудня, и тѣ часы показываютъ вѣрно. Мы пролетѣли, безъ малаго, восемьсотъ миль.

Я ничему этому не повѣрилъ, а все-таки у меня морозъ такъ и пробѣжалъ по спинѣ. Я зналъ, по опыту, что и для плота, идущаго внизъ по теченію Миссисипи, потребуется на такой путь не многимъ менѣе двухъ недѣль.

Джимъ что-то обдумывалъ про себя и скоро спросилъ:

— Масса Томъ, вы говорите, что тѣ часы вѣрны?

— Да, они вѣрны.

— А ваши карманные тоже?

— Они вѣрны для Сентъ-Лыоиса, но для здѣшнихъ мѣстъ отстаютъ на часъ.

— Масса Томъ, вы не желаете, однако, сказать, что время не вездѣ одинаково?

— Да, оно не вездѣ одинаковое, и даже весьма.

Джинмъ совсѣмъ огорчился и возразилъ:

— Очень больно слушать мнѣ, масса Томъ, что вы такое толкуете. Просто стыдно даже становится при такихъ вашихъ рѣчахъ, когда подумаешь, такъ-ли вы были воспитаны. Да, сэръ, у вашей тети Полли сердце разорвалось бы, слушая васъ!

Томъ остолбенѣлъ. Онъ оглядывалъ Джима, теряясь въ догадкахъ, но не говорилъ ничего, Джимъ продолжалъ:

— Масса Томъ, кто создалъ тѣхъ людей, что въ Сентъ-Льюисѣ? Создалъ ихъ Господь Богъ. Кто создалъ тѣхъ, что тугъ живутъ? Все Онъ же. Стало быть, всѣ равно Его дѣти. Неужели же Онъ будетъ дѣлать различіе между ними?

— Различіе!.. Не видывалъ я еще такого олуха. Никакихъ различій тутъ нѣтъ. Вотъ, тебя и многихъ другихъ дѣтей Своихъ Господь сотворилъ черными, другихъ бѣлыми. Что ты скажешь на это?

Джимъ понялъ, куда онъ мѣтилъ, и былъ ошеломленъ; онъ не зналъ, что возразить. Томъ продолжалъ:

— Господь проводитъ различія, когда это требуется; но тутъ дѣло не въ различіи, налагаемомъ Имъ, а въ томъ, которое установлено человѣкомъ. Господь создалъ день, Онъ создалъ и ночь, но не Онъ раздѣлилъ сутки на часы, не Онъ распредѣлилъ ихъ на землѣ: это сдѣлали уже люди.

— Такъ это, масса Томъ? Это люди сдѣлали?

— Да, они.

— А кто имъ велѣлъ?

— Никто. Ни у кого не спрашивались.

Джимъ задумался на минуту, потомъ сказалъ:

— Ну, этого мнѣ не понять! Я ни за что бы не рѣшился. Но иные ничего не боятся. Ломятъ себѣ впередъ, что тамъ ни случись!.. И такъ, масса Томъ, вездѣ разница на часъ?

— На часъ? Нѣтъ! Только на четыре минуты для каждаго градуса долготы. Для пятнадцати градусовъ — часъ, для тридцати — два часа и такъ далѣе. Когда въ Англіи, во вторникъ, часъ пополуночи, въ Нью-Іоркѣ еще восемь часовъ вечера въ понедѣльникъ.