Адольфо Биой Касарес - Большой серафим

– Земля принадлежит хозяйке, – продолжала служаночка. – Она велела работникам копать, посмотреть, что там внутри.

– В недрах земли, – пробормотал Альварес.

– Что?

– Да так, ничего.

Он взглянул ей в лицо. Своей коротенькой ручкой немочка грациозно поправила прядь, упавшую на глаза, склонила набок щенячью мордочку, сладко-сладко улыбнулась и вышла. Альварес еще раз обвел комнату взглядом. В первый раз – с каких пор, и сам уже не помнил – он почувствовал себя счастливым. Причиной тому частично явилось мальчишеское тщеславие, присущее всем мужчинам, частично – сама комната, похожая на келью, на убежище, а еще – вид из окна на поле. Впрочем, неважно, отчего возникло это чувство удовольствия; важно, что по времени оно, это чувство, почти непосредственно предшествовало беспокойству и тревоге, что охватили его на пляже. Вообще-то человек, оправляющийся от болезни, из-за пустяков переходит от благоденствия к унынию; однако правда и то, что Альварес спустился к морю, полный радости.

Он пробыл на пляже не менее трех часов, сначала на солнце, потом в тени скал, потому что вспомнил историю о курортниках, неизменно красных, как лангусты: минутная неосторожность, чересчур тесное слияние со стихией – и вот ты вынужден ночью смазывать очищенным маслом ожоги второй степени, а затем погружаться в яркие фантазии бреда. Альварес не хотел, чтобы столь банальная неприятность загубила ему отдых.

Не желая также и портить отношения с хозяйкой, без четверти час он пустился с пляжа в обратный путь. Хоть обоняние его уже и привыкло, он все же почуял, что странный запах от моря усиливается.

Обедали они за бесконечно длинным столом. Альварес, старичок с прозрачной кожей – звали его Линч, и он преподавал в каком-то институте в Килмесе [7]– и хозяйка: она-то и объяснила, что и ее дочь, и прибывшая с ними дама, и другие постояльцы, все молодые, не вернутся в гостиницу до заката.

– Стало быть, вы преподаете в Килмесе? – переспросил Альварес у Линча.

– Алгебру и геометрию?

– А вы – в Свободном институте? – переспросил Линч у Альвареса. – Историю?

Поговорили об учебных планах, о юном поколении и о том, каким бременем ложатся на душу преподавателя беспрерывные годы работы.

– Мне нравится преподавать, однако… – начал Альварес.

– Вам хотелось бы чего-нибудь другого. Мне тоже, – заключил Линч.

Такое согласие во взглядах поразило их.

Столовая была обширной залой, с металлической люстрой посередине потолка. С люстры свисали, оставшиеся, возможно, с Нового года, цветные гирлянды. Стол был задвинут в угол, чтобы оставить место для предполагаемых танцев. У стены выстроились бутылки; в открытую дверь виднелась кухня, столы, уставленные кастрюлями, у которых хлопотал крестьянин, одетый сейчас поваром. У противоположной стены высился рояль. Немочка подавала обед, в перерывах между блюдами усаживаясь за стойку; наконец внесла кувшин с водой, и хозяйка сказала:

– Мне сегодня белого вина, Хильда. А вам?

– Мне? – смешался Альварес, углубленный в себя. – Стакан воды и, чтобы составить компанию сеньоре, белого вина.

– А мне воды, только воды! – воскликнул старый Линч.

– Вода идет из горячих источников, – гордо возвестила хозяйка. – Сернистая, немного резковата – надо привыкнуть к ней, но мне нравится.

– Однако вы-то ее не пьете, – подметил старик.

– У меня большие планы, – продолжала хозяйка. – Только бы удалось привлечь иностранный капитал – и мы построим здесь санаторный комплекс, наш Виши, [8]наш Контресвиль, [9]наш Котре. [10]

– У сеньоры, – признал старик, – гостиничное дело давно в крови.

– Шибает прямо в нос, – заметил Альварес, отставляя стакан.

– Не сернистая она, а тухлая, – уточнил Линч между двумя глотками.

– Вы только послушайте его, – шутливо протянула хозяйка и гордо вскинула голову. А Альварес спросил:

– Сеньора, откуда это название?

– Какое название? – не поняла хозяйка.

– Название гостиницы.

– Английский буканьер – это некий Добсон, – разъяснила хозяйка, – в конце восемнадцатого века он приплыл на эти берега с сорокой по кличке Фантазия на плече. Потом влюбился в дочь касика… [11]

– И прощай сорока, – закончил Линч. – Рассказ ваш похож на моральную аллегорию или на эмблему из старинного кодекса.

– Вы только послушайте его, – повторила хозяйка. – Вы, господа, приехали в великий день. После обеда можете пойти посмотреть бега. Истинно римское зрелище. Скачки на морском берегу. Попозже вечером – прогулка: живописная дорога приведет вас к новым скважинам, к фонтанам, настоящим гейзерам; может быть – почему бы и нет? – эта сольфатара, [12]дымящаяся серная сопка, – будущий санаторий, достопримечательность для туристов. Вы увидите, как мои люди копают в трещинах, откуда исходит дым. Что мы там обнаружим? Подземный вулкан?