Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

Леони.Странно: он никогда не мог преодолеть физического отвращения к толпе, инстинктивного ужаса, который овладевает им при соприкосновении с этим чудовищем. Чтобы владеть собой и властвовать, ему физически необходимо находиться гораздо выше — свободно дышать.

Фауро.Только тогда он и может обнаружить всю полноту своего могущества. Сегодня, Коренцио, ты упустил удивительный час жизни! Он дважды был таким, каким мы представляли его и заклинали в своих мечтах. Ему никогда не удавалось выразить с такой силой идей драму рода. Дыхание его красноречия никогда не было таким горячим и таким сильным. Сама душа родины трепетала перед нами, со всеми своими невзгодами и со всеми своими надеждами. По одному слову все стало великим. Враг вырастал в силу самой чудовищности своего заблуждения и своей вины. На совести Чезаре Бронте лежало такое бремя, что, когда старик поднялся — я уже сказал, — всеми нами овладела дрожь…

Коренцио.А потом? После этого резкого отрицания, после меткой раны?

Фауро.Непредвиденный взрыв самой жестокой иронии, какая когда-либо разъедала живое тело, веселая месть, ясный и ледяной голос с примесью какого-то исступления и какой-то угрозы в глубине; неожиданное появление разрушителя, оказавшегося не тем, какого мы знали, — более стремительного, более изворотливого, непостоянного, неуловимого, безжалостного, внезапное вторжение убийственной способности, радостной и неистовой, в одно и то же время дикой и укрощенной. Не умею сказать: зрелище — невыразимое. Какая-то новая человеческая глубина открылась в нем. Мы стояли там пораженные, пораженным и взбешенным казался и Бронте, почувствовав такую боль в этой своей старой бычьей коже, которая не поддавалась ни дубине, ни молоту. Когда я увидел Руджеро Фламму, покидающего свою скамью, я подумал: «Вот человек, который сегодня вечером мог бы сжечь весь мир».

Коренцио.Он мог бы сжечь дом диктатора и обагрить кровью весь Рим.

Леони.Но он этого не сделал. У него достаточно мужества, чтобы дерзать, и зрения, чтобы видеть. Умеет выжидать. Будем верить в него! Он однажды сказал своему демону: «Охраняй меня от маленьких побед. Дай мне только одну, но великую».

Фауро.Ах, там была еще и женщина, способная бросить в огонь весь мир: это Комнена!

Коренцио (смеясь). Вижу, ты очарован, Фауро!

Фауро.Не я один. Ты видел, Леони, как она тянулась из трибуны? Какое-то страшное и блестящее оружие, ищущее несокрушимого кулака. Разве эти два металлических крылышка, которые у нее на шляпе, не напоминали тебе секиры о двух лезвиях?

Леони.Нет сомнения, всякий, кто смотрит на нее, тотчас же проникается силой, которая неизбежно должна стремиться к какой-нибудь цели. Два или три раза я видел, как она неожиданно поднималась. В позвонках у нее змеиная гибкость.

Фауро.В своей одежде она как в ножнах. Она создана для борьбы, в этом своем шлеме из густых волос, с этим вызывающим, нераскрывающимся ртом, со всем этим твердым, как алмаз, отчаянным лицом. Если бы у смелости был облик, у нее было бы именно это лицо.

Коренцио.Трапезундская императрица!

Фауро.Неоспоримое происхождение, друг мой, от этого Давида Комнена, последнего императора трапезундского, убитого по приказанию Магомета II, происхождение, которое выяснилось из посланий Людовика XVI к Димитрию Комнену — прадеду этой Елены, — когда после перехода Корсики к Франции было уничтожено владычество, которое генуэзцы предоставили одному из Комненов, не владевших землей, и отряду его греческих переселенцев.

Коренцио.Ты силен в этой области!

Фауро.Хоть куда. На досуге, который останется от латинского возрождения, после великой бури — если голова останется еще цела и рука будет служить — я напишу прекрасную книгу: «Последняя из Комненов».

Леони.Византия и Рим!

Фауро.Представь себе живой призрак владычества черни под этой лютой конвульсией агонии, эту вероломную тень Византии над третьим Римом…

Леони.И судьбу этой затерянной наследницы великого императорского рода, связанной с судьбой дряхлого Бронхе, «сына земли», как он себя величает…

Коренцио.А эта зловещая фигура матери, этой Анны Комнен, которая похожа на главного евнуха в юбке, намазанного румянами, отпрыск, кто знает, каких выродившихся рас, с этим сонным глазом, скрывающим бездну коварства и алчности…