Бернарден Сен-Пьер - Поль и Виргиния. Индийская хижина

Потом она сказала Полю:

«Помолимся богу, брат, и он сжалится над нами». Едва лишь кончили они молитву, как услыхали собачий лай. «Это, — сказал Поль, — собака какого-нибудь охотника, который ходит по вечерам стрелять оленей». Вскоре собачий лай усилился. «Мне кажется, — сказала Виргиния, — что это — Фидель, сторожевая наша собака. Да, я узнаю ее голос. Неужели мы находимся почти у подножия нашей горы?»

Действительно, мгновение спустя Фидель был у их ног, лая, рыча, завывая и всячески ласкаясь. Не успели они еще придти в себя от изумления, как заметили Доминга, который бежал к ним. Увидев этого доброго негра, который плакал от радости, они также заплакали, не в силах сказать ему ни слова. Когда Доминг пришел в себя, он сказал им: «О молодые мои господа, как ваши матери беспокоятся, как были они изумлены, когда они не нашли вас, возвратясь с обедни, куда я сопровождал их! Мария, которая работала в одном углу поселка, не смогла сказать нам, куда вы ушли. Я ходил, я бродил вокруг поселка, сам не зная, с какой стороны искать вас. Наконец я взял ваши старые одежды [3] Эта черта смышлености черного Доминга и собаки его Фиделя весьма напоминает случай с дикарем Теваниссой и его собакой Ониат, приведенный г. Кривекером в его исполненном гуманности сочинении, озаглавленном «Письма американского земледельца». Примеч. автора. , дал их понюхать Фиделю, и тотчас же, как будто бедное это животное поняло меня, оно бросилось по вашим следам. Фидель привел меня, все время виляя хвостом, к Черной Реке. Там-то я узнал от одного плантатора, что вы привели ему беглую негритянку и что он обещал: вам простить ее. Ну и прощенье! Он показал мне ее: она прикована ножной цепью к деревянной колоде, и на шее у нее железной ошейник в три крючка.

Отсюда Фидель, все идя по следу, привел меня к горе Черной Реки, где он снова остановился, лая изо всей силы; то было на берегу одного источника, близ сваленной пальмы, около костра, который еще дымился. Наконец, он привел меня сюда: мы находимся у подножия горы Трех Грудей, и еще добрых четыре мили отсюда до дому. Поэтому ешьте и набирайтесь сил». Тут он протянул им пирог, фруктов и большую тыкву, наполненную напитком, составленным из вина, воды, лимонного сока, сахара и муската, который приготовили матери, чтобы подкрепить и освежить их. Виргиния вздохнула, вспомнив о бедной невольнице и о тревоге матерей. Она несколько раз повторила: «О, как трудно делать добро!» Пока Поль и она освежались, Доминг зажег костер и, разыскав на уступах покривившееся дерево, которое именуется «кругляком» и которое горит совершенно зеленым светом, давая сильное пламя, сделал факел и зажег его, ибо наступила уже ночь. Но оказалось затруднение, значительно большее, когда надо было пускаться в путь, — Поль и Виргиния не могли уже идти: ноги их распухли и покраснели. Доминг не решался ни уйти отсюда далеко искать помощи, ни провести здесь с ними ночь. «Где то время, — говорил он, — когда я обоих вас вместе носил на руках! Теперь вы выросли, я же состарился!» Пока он пребывал в подобной нерешительности, отряд беглых негров показался в двадцати шагах от них. Предводитель, приблизившись к Полю и Виргинии, сказал им: «Добрые маленькие белые, не бойтесь: мы видели вас утром, когда вы проходили вместе с негритянкой с Черной Реки; вы шли просить для нее прощения у дурного господина. В благодарность за это мы вас отнесем домой на своих плечах». Тут он подал: знак, и четверо черных беглецов, наиболее сильных, тотчас сделали носилки из ветвей и лиан, посадили на них Поля и Виргинию, подняли на плечи и, предшествуемые Домингом с факелом, отправились в путь при криках радости всего отряда, который осыпал их благословениями. Виргиния, растроганная, говорила Полю: «О друг мой, никогда господь не оставляет доброго дела без вознаграждения».

Около полуночи они достигли подножия своей горы, склоны которой были освещены многочисленными кострами. Едва лишь стали они взбираться на нее, как услышали голоса, которые кричали: «Это вы, дети мои?» Они ответили вместе с неграми: «Да, это мы!» и вскоре увидели обеих матерей и Марию, которая шла впереди них с пылающей головней. «Несчастные дети, — сказала госпожа де-ла-Тур, — откуда вы идете? В какой страх вы повергли нас!» — «Мы идем, — сказала Виргиния, — с Черной Реки, где мы просили прощения для одной бедной беглой невольницы, которую нынешним утром я накормила нашим завтраком, так как она умирала с голоду; теперь же беглые негры привели нас назад».