Генри Миллер - Вспоминать, чтобы помнить (Remember to Remember)

О таких людях можно только сказать, что они — как скалы, нежные скалы, счастливые скалы, мудрые и сострадательные скалы. Они прорвали удушающую паутину. Их жесты проникновенны и торжественны. Их деяния подобны монументам, над которыми не властны ни время, ни стихии.

***

Почти всем лучшим произведениям прославленных скульпторов нашего времени место в салоне, морге или будуаре. Похоже, большинство из них созданы, чтобы только ублажить других художников. Они не стоят где-нибудь в гуще жизни, не борются с непогодой или хотя бы с общественным мнением — они спрятаны, защищены, открыты взорам лишь элиты или снобов. То же самое можно сказать и о современной живописи. Культ гения завел нас в тупик. Те виды искусства, которые призваны находиться среди людей, которым, как воздух, нужны общественная жизнь, те виды искусства, которые оживляют и омолаживают ту вялую, нездоровую атмосферу, в которой мы живем и движемся, прячут от наших глаз. Я имею в виду не только живопись и скульптуру, но также театр, танец, искусство костюма и т.д. В сегодняшней Европе, истерзанной войной и лежащей в руинах, мы видим больше свидетельств культурной и художественной жизни, чем в процветающей Америке. В области искусства мы отстали от остального мира лет на сто. У нас есть все, чтобы в мгновение ока оказаться в нужном месте, где свершается нечто живительное и волнующее. Но мы там никогда не оказываемся вовремя, а только спустя десять, двадцать, пятьдесят лет — словно гости с другой планеты. Если у нас недостаток гениальности, то в Европе — переизбыток; мы могли бы ввозить гениев, как ввозим вина и шерсть. При нехватке идей можем ввозить и идеи. Если мы вдруг осознаем, как глубоко несчастны, нам ничего не стоит послать во все концы земли наших серебряных птиц за elan vital*, разлитой по бутылкам и запечатанной. Мы еще несчастнее, чем решаются думать самые смелые из нас. Мы холодны и бесплодны, мы безрадостны, больны сердцем и разумом; нас душат и подавляют земные блага, страх перед переменами, риском и, больше всего, страх перед новыми идеями. Если мы к чему-то стремимся, так это к «гарантированной безопасности». И мы ее имеем. Мумифицируя себя заживо.

* Жизненной силой (фр.).

Если эта бесплодная ночь когда-нибудь кончится, если когда-нибудь наступит рассвет, тогда первым делом надо будет отпереть замки, открыть засовы, снести стены. То, что должно находиться под открытым небом, то, что должно находиться на свежем воздухе, на солнце, нужно вытащить наружу, отдать во власть стихий, выставить на всеобщее обозрение. Если цель искусства — духовно обогатить человека, подарить ему радость и ощущение восторга, тогда искусство должно стать доступно каждому. Если можно перевозить с места на место целые арсеналы, если можно переправлять с одного континента на другой целые армии, если можно затрачивать на строительство одного военного корабля больше средств, чем истрачено на деятельность АВП за четыре года ее существования, тогда можно перемещать и самые громоздкие и тяжелые статуи — или же засадить всех живущих ныне скульпторов за работу, чтобы они выдавали скульптуры сотнями. Если некоторые работы из-за повышенной хрупкости пострадают или вовсе разрушатся, следует тут же создать новые произведения и заменить прежние более значительными, более смелыми, более впечатляющими. И те, у кого любовь к искусству соизмерима с любовью к родине, могут добровольно охранять эти народные памятники днем и ночью; они могут поочередно стоять в карауле, вооруженные ружьями, или автоматами, или газовыми пистолетами. Для охраны памятников искусства должны использоваться специальные подразделения полиции — ведь существуют такие подразделения, которые втягивают молодых девушек в проституцию. Если бы желание сохранить у людей любовь к искусству было бы так же сильно, как лицемерная забота об их морали, то тогда, насколько я могу судить, не существовало бы никаких проблем. Если городские власти Сан-Франциско признают, что не способны должным образом позаботиться о переданных им федеральным правительством произведениях искусства, и если само федеральное правительство не торопится принять собственные меры по их охране, тогда самим гражданам, американским ценителям прекрасного, нужно брать это дело в свои руки. Не сомневаюсь, что муниципалитет, власти штата и правительство не станут возражать, если сами граждане по собственной инициативе и на свой страх и риск предпримут необходимые шаги, чтобы защитить памятники культуры. Нужно ли идти дальше и подчеркнуть, например, абсурдность и несообразность закона, позволяющего задерживать человека, портящего общественную собственность сомнительной художественной ценности, которую подчас и стоит испортить, а лучше вообще изничтожить, и приговаривать того к тюремному заключению или большому штрафу, и ничего не предпринимать, когда наносится ущерб великому творению, не пошевелить даже пальцем при этом, не принести извинение художнику, не говоря уж о компенсации?