Ромен Роллан: Жан-Кристоф. Книги 1-5

В книге «Неопалимая купина», написанной в 1910–1911 годах, отразилась волна забастовок, прокатившихся в это время по всей стране. Но Роллан изображает выступление рабочих как стихийный, неожиданный взрыв, — таково описание демонстрации и баррикадных боев в день 1 Мая.

Трагически бессмысленно погибает Оливье. Кристоф, поддавшийся внезапному опьянению бунта и распевавший на баррикаде свою революционную песнь, отрезвляется, приходит к горькому разочарованию и отказывается от каких-либо новых попыток сблизиться с рабочими.

Оторванностью Роллана от революционного движения того времени объясняется то, что писатель исключил целую книгу, где, по первоначальному замыслу, он хотел показать участие Кристофа в революционной борьбе Германии и Польши. От стихийного бунта Роллан вновь приводит своего героя к абстрактному, утопическому идеалу: «связать узами братства всех честных людей, хотя бы они и были самых разных верований и принадлежали к разным классам». Кристоф больше не пытается сблизиться с народом. Пройдя через неожиданно вспыхнувшую страсть к Анне Браун, через тяжелый духовный кризис, он находит успокоение в природе, в музыке, в дружбе «чистых и великих душ»…

Течет река жизни героя, течет время… Военным угаром охвачена Франция, в Германии повсюду блеск штыков, милитаристский ажиотаж захватывает Италию. Социальная тема вновь властно и громко звучит в романе. Роллан глубоко обеспокоен агрессивностью молодого поколения буржуазии, презирающего ценности духовной культуры, признающего лишь культ грубой силы, издевающегося над демократией. «Они стали агрессивными», «они прославляли наковальню сражений». «Не без бахвальства они превозносили ограниченность и здравый смысл, грубый реализм, бесстыдный шовинизм». Последняя книга романа — «Грядущий день» — вышла в 1912 году, и мечта Роллана о братском союзе всех народов звучала в атмосфере предвоенной грозы смело и прогрессивно. Воплощением этой мечты писателя является дружба его героев: немца Кристофа, француза Оливье, итальянки Грации, олицетворяющих лучшие черты своих народов.

В последней книге Кристоф уже стар. Как художник он победил, он добился признания, никогда ни в чем не отступив от своих эстетических идеалов и принципов. Он сохранил благородство чувств, но утратил бунтарский дух. Теперь он стоит в стороне от бурных событий, спокойно и мудро созерцая жизнь. Музыка для него уже не выражение жизни и борьбы людей, а самоценное искусство. «Ты — вне мира. Ты — целый мир». Самое дорогое для постаревшего Кристофа — его дружба с Грацией, которая близка ему своим душевным спокойствием, «недвижным, блаженным созерцанием».

Эволюция неукротимого бунтаря в мудрого стоика-созерцателя закономерна для героя Роллана. Кристоф отказался от борьбы. Кристоф уходит из жизни, так и не найдя пути, который привел бы его к сближению с народом. Трагедия Кристофа — трагедия абстрактного гуманизма, не имеющего реальной социальной опоры, это неизбежный крах индивидуалистического, пусть даже благородного и гуманистического, мировоззрения. Это крушение иллюзий о силе избранных душ, это трагедия целого поколения, воспитанного в духе подобных иллюзий.

Судьба Кристофа заключает в себе не только высокий пример героизма, но и трагический урок. Буржуазной интеллигенции Европы придется пройти через тяжелые испытания первой мировой войны, фашизма, второй мировой войны, через потрясения социальных битв XX века, чтобы лучшие ее представители смогли наконец освободиться от абстрактных идеалов и понять, что в классовом мире нет и не может быть свободы вообще, добра вообще, гуманизма вообще, понять, что в наш век художник не может творить вне жизни и борьбы народа.

В 900-е годы Роллан и его герои были еще в плену абстрактных иллюзий. В своих письмах и статьях 30-х годов он не раз будет подчеркивать, что самым трудным для его поколения было изживание индивидуализма и иллюзии абстрактной свободы. В книге «Пятнадцать лет борьбы» он писал: «Только лишь в августе 1914 года я, даже вопреки самому себе, вошел в политику. До тех пор я был пропитан идеологией моего времени и моего класса… идеологией абстрактного человека, отделенного (тогда говорили — освобожденного) от случайностей политической и социальной жизни».

Утопичность идейных воззрений тех лет сочеталась у Ромена Роллана с жизнеутверждающей верой в будущее. Последние главы романа полны смутных предчувствий нового, новых путей борьбы, новых целей. «Приближается новая эра… Общество возродится на основе новых законов». В 1930 году, оглядываясь назад, Роллан писал: «Ибо конец «Жан-Кристофа» — не конец: это этап» [12] Р. Роллан, Собр. соч., т. 6, Гослитиздат, М. 1956, стр. 377. .