Август Стриндберг - Полное собрание сочинений. Том 2. Повести. Рассказы. Драмы

Садовник болен и лежит в постели.

— Теперь, пока нет ножа, на нашей улице праздник! — радостно шумят порабощенные кусты шиповника. — Теперь настало время нам бороться за равноправие.

— Час мщения настал! — шепчут в ужасе благородные.

— Скажите лучше: час расплаты, — отвечают кусты шиповника.

Дикие стебли начинают быстро расти кверху. Они работают день и ночь. Они ползут отовсюду, выходят на свет и поднимаются к небу. Они растут до тех пор, пока не заслоняют солнечного света от «настоящих». Они сами поедают всё то, что добивают своим трудом. Благородные дворяне, посаженные на сухоядение, понемногу начинают чахнуть.

Долой кровопийц! Долой их вместе с господством ненавистного ножа!

И кровопийцы гибнут от недостатка в пище, так как они сами не в состоянии себя прокормить. Листья их увядают, задушенные дружным натиском здоровых и работоспособных противников. Их нераспустившиеся цветы засыхают, их поблекшие ветви покрываются гусеницами, которые пожирают их заживо, подобно тому, как черви пожирали тело детоубийцы и тирана Ирода.

Теперь кусты шиповника пользуются всеми радостями жизни. Они покрываются простыми, но здоровыми цветами, обладающими всем тем, чего не доставало побежденному противнику. Они празднуют медовый месяц любви при свете солнца и сиянии месяца, они принимают пестрых бабочек и золотистых жуков. Молодая завязь уже начинала распухать под цветками шиповника…

Но вот в один прекрасный день с утра открылись ставни в доме садовника, аптечный запах исчез и песок снова заскрипел под толстыми деревянными подошвами. Явился и сам садовник с неизменным ножом в руках.

— Ах, негодные, — сердито закричал садовник, они-таки отомстили за себя и умертвили мои розы!

— Нет, они только воспользовались своим правом жить, они только себе позволили есть свой собственный хлеб. Они и не думали убивать благородных тунеядцев.

Они только поневоле были причиною их смерти. И всё это они сделали без помощи ножа!

Так говорил куст шиповника. Но садовник ударил ножом по его стеблю, и бедный шиповник снова очутился в своем подземелье. Здесь ему приходится покорно ждать следующей болезни садовника или терпеливо надеяться на отмену господства ножа.

Стенные часы в лаборатории начинают бить, и химик снимает грязную блузу, моет руки и уходит обедать.

В зале темнеет, и только свет уличных фонарей слабо освещает стены лаборатории, где на полках стоят во множестве всевозможные соединения — полезные, вредные и безразличные.

Наступает час привидений.

Вот Золото, этот всесильный король-эгоист и вместе с тем известный повеса. Золото никогда не смешивает своей царской крови с кровью народа. Оно стало властелином вовсе не из-за своей силы, а только благодаря своей красоте. Оно благосклонно позволяет себя любить; но само протягивает руку только сильнейшему, Хлору.

А вот и Хлор, доставляющий столько горя и хлопот всем женатым. Он постоянно сгоняет мужей с их супружеского ложа. Этот желто-зеленый Хлор страшно жаден, и все знают, что он всегда готов изменить своей законной супруге, Водороду, и завести себе другую подругу жизни.

Вот Железо. Он старый демократ и верный любовник Кислорода, этой бедной потаскушки, которую нужда заставляет принимать самые грубые ласки.

Вот Углекислота. Она ужасно напоминает почтовую клячу, которая вечно в разгоне и не знает отдыха. Углекислота постоянно заводит мимолетные связи, направо и налево, расходится и сходится снова. Кроме того, у неё есть удивительная способность исчезать, как дым.

Все пробки летят в потолок. Начинается любовная война. Борьба из за самки и естественный подбор вступают в свои права. Всё здесь происходит согласно законам природы, то есть, без всяких пробок.

Углекислота и Натр уже много лет жили в счастливом супружестве и так нежно любили друг друга, что напоминали пару голубков. Ничто не нарушало их супружеского счастия.

Однако она, Натр, начитавшись вероятно новейших теорий, которые, к сожалению, получили в наше время слишком широкое распространение, пришла к тому заключению, что тихая семейная жизнь не только невыносимо скучна, но и давно уже вышла из моды.

Правда, она продолжала по-прежнему относиться с большой нежностью к своему мужу, но открыто заявила, что гаремная жизнь ей надоела и что она намерена выезжать в свет.

Он, бедная Угольная Кислота, больше всего на свете боялся разбудить спящего зверя и ревностно оберегал свое семейное счастье. Он никак не мог постигнуть, почему его жена считала, что их совместное жилище есть гарем, в котором томится только она. Почему она не допускала мысли, что и он может тоже томиться? В сущности, они оба были одинаково заперты в этом гареме.