Пётр Валуев - Черный бор - Повести, статьи

Иными путями вдет научная этика, составляющая особую отрасль знания. Она, как и всякая наука вообще, основана на предпосылке, что самостоятельному исследованию человека доступны все самые сокровенные тайны мира и бытия и что, следовательно, учение о нравственности, как предмет знания, может быть построено собственными, свободными усилиями человека <���…>.

Но по мере того как сознание росло и крепло, индивидуализм выдвигался все более и более вперед, религия и наука все более и более различались и отдалялись друг от друга. У новых европейских народов обе долго существовали мирно одна подле другой, с преобладанием религиозных требований над знанием; но потом между ними произошел решительный и резкий разрыв, и началась борьба, которая наполнила собою всю новую европейскую историю и окончилась полной победой науки над верованиями. Отголоски этой вековой борьбы слышатся до сих пор, и ее следы глубоко проникли в воззрения и быт современных европейских народов» [111].

Так писал и думал о религии и нравственности Кавелин, принадлежавший, сравнительно, к умеренным публицистам 60–70-х годов.

Но не так думал и писал Валуев.

Валуев писал: «Мысль, что наука может служить суррогатом религии и что знания и верования суть разные пути к одной цели, не только ошибочная, но при дальнейшем развитии и применении опасная мысль… В ней кроется отрицание христианства…»

Потому и несостоятельны все отрицания и отрицатели христианства, что они впадают во внутреннее противоречие: предрекают христианские принципы — гуманность, милосердие, великодушие и нравственные доблести — и отрицают действительные моменты христианской жизни — историчность и Божество Христа и догматы…

«Кавелин прав, говоря о „звучащей в наше время зловещей ноте“, об „оскудении души в людях“, об „утрате цвета, красок и благоухания жизни“, о „вымирании потребности в них и смысла к ним“, о „мельчании человека“ и „огрубении нравов“ при кажущейся их утонченности. Нравственная личность в наше время действительно сходит со сцены, а на место ее выступают безличные массы. Но где же искать способность к исцелению этих недугов и каким путем достигнуть охранения и возвышения нравственной личности человека?

Для достижения цели есть только один путь — путь этики религиозной. В признании этой истины заключается главная задача нашего времени». [112]Вот тезис, защищаемый Валуевым.

Возражая Кавелину и оправдывая свое положение о необходимости веры, Валуев, прежде всего, обращает внимание, что как ни стараются науке придать противорелигиозное направление, как ни стараются в области естествознания всякое открытие, неудобосогласимое с библейскими текстами, направить против откровения, на самом деле области науки и религии только пограничны, но совпадать не могут, а потому и не могут вытеснять друг друга.

Наука и естествознание, в частности, не могут исключить религию с ее учением о невидимом бытии.

«Несмотря на все усилия исключить трансцендентное из области человеческого мышления, трансцендентное удерживает в ней свое место и повелительно призывает к себе мысль человека. Отрицания бессильны против того верховного понятия, которое Спенсер называет „непознаваемым“. Все эволюционные системы не могут дойти до начатка эволюций. Верховная причина всего того, что существует, никакими исследованиями не открыта, и верховная идея Божества никакою другой идеей не заменена. Некоторые из современных ученых признают, что есть предел, которого человеческая наука переступить не может. Профессор Тиндаль говорит, что пробуждение сознания, или переход к сознанию, факт ничем не объяснимый. Профессор Макс Мюллер высказал следующее: „Наши поистине чудесные рассудочные или умственные способности совершенно бессильны перед вопросами о начале вещей. Мы можем относительно первобытного человека воображать себе, что нам угодно, верить во что нам угодно, но знать о нем мы решительно ничего не можем. Если мы дойдем до понятия первоначальной ячейки, то ячейка, из которой мог образоваться человек, есть непостижимее нашему уму, чем человек, образовавшийся из ячейки. Если мы всю Солнечную систему возведем до идеи о первобытной вращающейся туманности, то эта дивная туманность, из которой путем эволюции и круговращения могла бы образоваться обитаемая Вселенная, нам будет еще менее понятна, чем сама Вселенная. Назидательная истина, что нашему знанию положен предел, есть древняя истина, но она тем не менее должна быть нам вновь проповедуема и повторяема“» [113]. Так возражает Валуев против главного аргумента Кавелина: о проникновении науки во все области мира.