Исаак Башевис-Зингер: Короткая пятница и другие рассказы[Сборник]

Наама была черной как смола и очень злой. Когда она сердилась, то плевалась ядом, а из ноздрей у нее вырывались огонь и клубы дыма.

У Махласы было лицо пиявки, и каждый, к кому она прикасалась своим языком, чернел.

Яфа любила украшения и всегда ходила обвешанная серебром, изумрудами и бриллиантами. Ее бедра покрывал слой золота, а на лодыжках позвякивали браслеты с колокольчиками. Когда она танцевала, все вокруг сотрясалось от их звона.

Хулда походила на кошку, она мяукала, и у нее были зеленые, как крыжовник, глаза. В постели — ведь постели есть и у демонов — она всегда грызла медвежью печенку.

Змуха нагоняла страх на невест. Она крала у женихов мужскую силу, а если невеста выходила ночью, чтобы прочесть Двенадцать Благословений, подхватывала ее и кружила так, что та теряла дар речи.

Нафка часто путалась с другими демонами, и Хурмиза оставался с нею только потому, что его забавляло, как она сквернословит.

Хайма, несмотря на свое имя, была неправильной демоницей. Она всегда совершала добро: помогала замешивать тесто больным женщинам и приносила хлеб в дома бедняков.

Так Хурмиза описывал Тойбеле свою жизнь, рассказывая о всяческих проделках и пакостях, которые он совершал, чтобы досадить людям. В обычной жизни женщины ревнуют мужчин к другим женщинам, но нельзя же ревновать к демоницам! Скорее уж, наоборот. Тойбеле нравились эти рассказы, и она всегда задавала множество вопросов. Иногда Хурмиза открывал ей те тайны, которые простому смертному знать не полагалось: о Боге, Его ангелах и серафимах, о том, где Он живет, и о Семи Небесах. Рассказывал о тех мучениях, которые терпят грешники в Аду: о том, как их бросают в бочки с кипящей смолой, на ложа, утыканные гвоздями, и в ямы, полные снега, о том, как Черный Ангел бьет их своим огненным бичом.

Самое страшное наказание, говорил Хурмиза, это щекотка. Есть в Аду бесенок по имени Лекиш, так вот, когда он щекочет пятки какому-нибудь прелюбодею, смех этого несчастного слышен даже на далеком Мадагаскаре.

За такими историями и проходили у них почти все ночи, и вскоре Тойбеле с нетерпением стала ждать приходов своего демона. Не только летние ночи, когда петухи кричат уже через несколько часов после заката, но и зимние казались им слишком короткими. Тойбеле полюбила Хурмизу и, хотя знала, что женщина не должна любить демона, думала о нем день и ночь.

После того как Алхонон овдовел, брачные маклеры долго еще не оставляли попыток женить его вновь. Чаще всего ему предлагали или девушек из бедных семей, или вдов и разведенных, ведь помощник учителя — должность не Бог весть какая, да к тому же и сам он имел репутацию бездельника. Но от новой свадьбы он отделывался, как только мог. Одна невеста, видите ли, некрасива, у другой скверный характер, третья неряха. «Откуда у человека, который получает девять грошей в неделю, такие замашки? — удивлялись люди. — И сколько можно жить одному?» Но, очевидно, не было в мире такой силы, которая могла бы заставить Алхонона снова встать под брачный балдахин.

Целыми днями он бегал по городу — высокий, тощий, в помятой рубашке, с взъерошенной бородой и скачущим вверх-вниз кадыком. Он все ждал, когда же наконец умрет свадебный шут, реб Зекиль, чтобы можно было занять его место. Но реб Зекиль умирать не торопился, он продолжал сыпать шутками, и сыпать смешными шутками, совсем как в дни своей молодости. Алхонон попытался было давать уроки на дому, но никто не хотел доверять ему своих детей. Поэтому и пришлось ему удовлетвориться должностью помощника учителя: утром отводить детей в хедер, а вечером разводить их обратно по домам. Все свободное время проводил он во дворике учителя, реб Итчеле, где от нечего делать выстругивал стрелы из деревяшек, вырезал бумажные декорации, которые используют раз в год, на Шавуот, или лепил из глины разные фигурки. Время от времени Алхонон приходил к колодцу, что располагался рядом с лавочкой Тойбеле. Он так жадно пил воду из жестяной кружки, что его рыжая борода становилась после этого мокрой почти насквозь, и искоса посматривал па женщину. Тойбеле жалела его: «Как долго мужчина может жить один?» А Алхонон думал: «Если бы ты только знала правду!»

Жил Алхонон на чердаке в доме старой вдовы, почти глухой и слепой. Она часто ругала его за то, что, в отличие от других евреев, он не ходит в синагогу, но с тех пор, как Алхонон ушел из родительского дома, а было это много лет назад, он предпочитал ограничиваться короткой молитвой перед сном. Иногда старухе казалось, что она слышит, как посреди ночи помощник учителя встает и куда-то уходит. Когда она рассказывала ему об этом, он неизменно отвечал, что все это ей приснилось. Женщины, вечерами сидевшие на лавках, вязавшие носки да сплетничавшие, поговаривали, что ночью Алхонон превращается в волка. Некоторые даже утверждали, что ему является суккуб. А иначе почему мужчина столько лет живет один? Из-за всех этих слухов богачи не желали, чтобы он сопровождал их детей в хедер. Оставались только бедняки, а что с них возьмешь? Вот и получилось, что редко когда Алхонон мог позволить себе на обед суп или мясо. Чаще всего ему приходилось перебиваться сухими кусками.