— Люди со вкусом не одобрят вашей книги.
— Боюсь, что так.
— Вы пытались сказать нечто новое.
— Вы правы.
— А получилось что-то весьма странное.
— Возможно.
— Говорят, что ваш стиль неровен…
— Страсти тоже никогда не бывают ровными.
— Что рассказ ваш пестрит повторениями.
— Язык сердца довольно однообразен.
— Ваш герой старается походить на Вертера.
— Порою он к этому стремится.
— Ваша Стелла не похожа ни на одну из героинь.
— Вот почему я воздвиг ей памятник.
— Вашего безумца уже встречали, и не раз.
— На свете столько несчастных!
— Словом, вы плохо выбрали своих героев.
— Я их не выбирал.
— Плохо сочинили интригу…
— Я ничего не сочинял.
— И написали прескверный роман.
— А это вовсе не роман.
Глава первая
Я решил писать
Я решил писать. Воспоминание о минувших горестях почти столь же сладостно, как и воспоминание о старинном друге.
Над жизнью моей долго бушевали грозы несчастья; но душа моя свыклась с бурями и обрела силу свою в страданиях. Теперь я люблю иногда беседовать с самим собой о выпавших на мою долю превратностях судьбы, подобно тому как старый солдат любит указывать на карте, где происходило сражение, в котором он когда-то был ранен.
Вместе с тем у меня не было честолюбивого намерения писать ради славы. Я много пережил, много выстрадал, много любил, и книга моя написана сердцем.
Не читайте меня вы, поколение счастливцев, пред кем расстилается жизненный путь, украшенный волшебными дарами фортуны; пусть всегда окружают вас радостные пейзажи прелестных берегов Альбанского озера! Я же плыл по коварным волнам бурного моря и могу изображать лишь подводные скалы.
Не читайте меня и вы, красавицы, вы, что шлете свои улыбки блестящему рою молодых поклонников и в ожидании грядущего счастья заполняете нынешний день лишь воспоминаниями о минувших усладах.
Утренние розы, пусть легкий ветерок колеблет ваши благоуханные лепестки! Подобно вам, Стелла была розой, но она распустилась под палящим солнцем и увяла.
Я пишу для вас, пылкие и чувствительные души, рано сломленные губительной силой страстей и почерпнувшие опыт из своих невзгод.
В пору доверчивой юности вы встречали вокруг себя лишь соблазны и коварство. В зрелые годы вас преследовали мучительные сожаления; общество вас отвергло, люди возненавидели, и ваши сладостные заблуждения не оставили по себе следа, подобно мимолетной зыби, поднятой легким ветерком, пролетевшим над гладью вод.
Придите в мои объятия; я приму вас с любовью, я разделю и облегчу ваши горести, и мы вместе поплачем, если только слезы у нас еще не иссякли.
Глава вторая
Изгнание и одиночество
Мне было двадцать лет; озаренные последними лучами майского солнца, распускались уже поздние цветы, а я покидал милую родину: мрачный гений, распростерший в ту пору крылья над повергнутой в ужас Францией, бесчисленными своими приговорами обрекал на изгнание [1] Речь идет о Робеспьере, личность которого отождествляется здесь с революционным террором якобинской диктатуры.
и цветущих юношей и расцветающую природу.
О, если бы мог я писать так, как мне подсказывает чувство, я бы бегло изобразил весь страшный гнет этих скорбных дней, и вы содрогнулись бы тогда при одном воспоминании о собственных несчастьях; но я не стану обвинять провидение, подобно несправедливой и бессмысленной толпе, которая предпочитает клеветать на небо, но не искать правды.
Революции подобны тяжким болезням, поражающим род человеческий и наступающим в положенные сроки. Нации очищаются ими, и история благодаря им становится школой для потомства.
Нет, это всеобщее потрясение основ вовсе не следствие злодейского замысла, который вынашивала под покровом нескольких ночей кучка фанатиков и мятежников; это дело всех предшествовавших столетий, важный и неизбежный итог всех минувших событий, и для того, чтобы избежать этого итога, пришлось бы нарушить предвечный порядок вселенной.
Плачьте, плачьте же все те, кто средь этих тяжких бедствий утратил самые дорогие сердцу существа, но не взывайте в тиши о мщении; растите кипарисы на могилах погибших своих родных, но не приносите в память их человеческих жертв; души усопших предков — это мирные божества, они не жаждут крови.
Научитесь прощать, ибо прощение — это самое справедливое и в то же время самое сладостное из всего, что могут совершить сильные духом: я полагаю, что на свете мало виновных. Возбуждение умов и страсти ожесточают людей, но человек бывает злым, лишь когда он болен…
Читать дальше