Жорж Санд - Франсия

— А ты? Ты возвращаешься в девять утра, тогда как я жду тебя с…

— Ты прекрасно знаешь, что меня арестовали эти бульварные тамерланы [26] Тамерлан (Тимур), (1336–1405) — государственный деятель и полководец, разгромивший Золотую Орду, совершивший грабительские походы в Иран, Закавказье, Индию и др. . Разве ты не заметила?

— Но тебя через час отпустили на свободу.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю!

— Это правда, но в моем кармане оставались еще двадцать су Гузмана. Хотелось после всего немного гульнуть. Ты сердишься?

— Теодор, не бери больше деньги у Гузмана, привыкай к этому…

— Почему?

— Я уже запрещала тебе.

— А я и не возражал. Вчера он дал мне деньги, чтобы угостить тебя, так как сам не мог прийти. Ну ладно, у меня есть двадцать су, пойду развлекусь. Вот так!

— Нужно вернуть их. Довольно того, что он оплачивает нашу квартиру. Это позволяет мне сэкономить немного денег, чтобы одеть тебя.

— Хороша экономия! Все твои украшения загнали; ты поступаешь глупо, не бросая Гугу! Я ничего не скажу, он мужчина красивый и очень забавный, когда поет, но Гузман на мели, и, кроме тебя, у него никого нет. В один прекрасный день он бросит тебя, и было бы лучше…

— Что было бы лучше?

— Выйти замуж, хоть за рабочего. Я знаю одного такого в нашем квартале. Он охотно женился бы на тебе, если ты пожелаешь.

— Ты говоришь как ребенок! Впрочем, ты и есть ребенок. Разве я могу выйти замуж?

— А почему нет?.. Я больше не ребенок и, как недавно сказал Гугу, никогда им не был. На парижских мостовых нет детей — в пять лет здесь знают так же много, как и в двадцать пять. Не делай кислой мины, давай поговорим… Мы никогда не разговаривали с тобой об этом, не было повода, но вот ты заявляешь мне, что не следует брать деньги у Гузмана. Ты права. Я скажу тебе то же самое. Тебе надо уйти от него и выйти замуж. У папаши Муане есть племянник Антуан, жестянщик, у него есть деньги, чтобы обзавестись своим хозяйством, и ты ему нравишься. Он обо всем знает, но при мне сказал дяде: «Это не важно, будь на ее месте другая, я бы еще подумал, но она…» А папаша Муане ответил: «Ты прав! Если она и согрешила, то это моя вина, я обязан был лучше присматривать за ней. У меня не было времени. Но все равно она не такая, как другие: что пообещает — выполнит». Послушай, Франсия, соглашайся!

— Нет! Это невозможно! Антуан хороший парень, но такой неотесанный! Рабочий! Это бы еще ничего, но он неопрятен, груб… Нет! Это невозможно!

— Правильно. Тебе нужны цирюльники, от которых хорошо пахнет, или князья!

Франсия вздрогнула, затем, решившись, сказала:

— Ну хорошо! Мне нужны князья, и они у меня будут, если я захочу.

Теодор, вначале удивленный ее самоуверенностью, восхитился. Порыв патриотической гордости, вдохновлявший его прошлой ночью в кабачке, уже угас. Потухшие было глаза мальчика вновь зажглись, и он, думая, что совершает героический поступок, ответил:

— Князья — это очень мило, лишь бы они не были иностранцами.

— Не будем больше об этом, — оборвала брата Франсия. — У нас нет времени на споры. Нам нужно уходить отсюда. В полдень за мной придут и заплатят долг за жилье. Я соберу вещи. Ты же останешься ненадолго здесь, чтобы передать Гузману: «Моя сестра уехала, вы больше не увидите ее. Я не знаю, где Франсия. Она возвращает вам голубую шаль и украшения, которые вы подарили ей…» Вот.

— Итак, все улажено? — изумился Теодор. — Меня ты тоже бросаешь? Поступай как хочешь.

— Ты хорошо понимаешь, что тебя я не брошу, Теодор. Кроме тебя, у меня никого нет. Вот четыре франка, все, что у меня осталось, но этого хватит, чтобы не голодать и не спать на улице. Завтра или в крайнем случае послезавтра ты получишь от меня вести, письмо для тебя у папаши Муане, и придешь туда, где буду я.

— Ты не хочешь сказать мне куда?

— Нет. Тогда ты, не обманывая, поклянешься Гузману, что не знаешь, где я.

— А что говорить в нашем квартале? Гугу наделает шума!

— Я готова к этому! Ты скажешь, что не знаешь!

— Послушай, Фафа, — проговорил мальчишка, пощипывая свои едва заметные бакенбарды, — это невозможно! Я хорошо вижу, что ты надеешься стать счастливой и не собираешься бросать меня на произвол судьбы, но счастье мимолетно. Когда мы захотим вернуться в свой квартал, придется поменять все наше общество. Я имею дело с честными работягами, они не слишком мне досаждают, но часто упрекают за то, что я бездельничаю, и добавляют при этом: «Трудись, ты уже взрослый. Твоя сестра не всегда будет рядом с тобой! К тому же она не разбогатеет, хотя и заслуживает лучшего!..» Слышишь, Фафа? Когда тебя перестанут здесь встречать, это всех заинтересует, а если я появлюсь прилично одетым, с деньгами в кармане, и меня увидят с теми, кого презирают, то, черт!.. Придется заново искать друзей. Ты ведь этого не хочешь, не правда ли? Твой Теодор немногого стоит, но все же больше, чем ничего!