Патрик Пирс - Барбара

Наверно, во всем Коннахте, или даже во всей Европе не было девочки счастливее, чем Бридин; и я уверен, что на всем белом свете не было куклы счастливее, чем Барбара.

Так было до тех пор, пока не появилась Златовласая Нив [2] niamh – блеск (ирл.). .

Златовласая Нив прибыла из Дублина. Одна дама, которая приезжала в Гортмор учить ирландский, перед тем, как уехать, обещала прислать Бридин кое-что особенное. И слово свое сдержала. Как-то утром через неделю после ее отъезда почтальон Бартли вошел в кухню и поставил на пол большую коробку.

- Это вам, юная леди, - сказал он Бридин.

- Ой, Бартли! А что же там?

- Откуда мне знать? Может быть, фея.

- О-ой! А кто тебе дал эту коробку?

- Маленький зеленый человечек с длинной синей бородой, красной кепочкой на макушке и верхом на зайце.

- Ой, мамочки! А что он сказал?

- Да ничего, только велел: «Передай Бридин привет и вот эту коробочку», - и тут же глядь – исчез!

Лично я не уверен, что Бартли сказал чистую правду, но Бридин поверила каждому слову. Она позвала маму – та убиралась в кухне после завтрака.

- Мама, мама, Бридин принесли большую коробку! Маленький зеленый человечек с длинной синей бородой вручил ее почтальону Бартли!

Мама подошла к ней, и Бартли откланялся.

- Мамочка, мамочка, скорей открывай! Бартли сказал, что там, наверное, фея. Скорее, мамочка – вдруг она задохнется?

Мама перерезала бечевку, развернула обертку, подняла крышку. И кто же лежал в коробке, словно малое дитя в уютной колыбели? Самая прекрасная и очаровательная кукла на всем белом свете! Ее золотистые кудри ниспадали на грудь и на плечи. На щеках играл румянец. Ротик был как ягодки рябины, а зубки как жемчужинки. Глаза ее были закрыты. На ней было платье из белого шелка, а поверх него – мантия из алого бархата. Вокруг шеи поблескивало ожерелье из благородных камней, и в довершение всех чудес, голову венчала корона.

- Королева! – сказала Бридин шепотом, потому что эта чудесная фея внушила ей некую робость. – Королева из Тир-на-н-Ог [3] Tír na nÓg – Страна вечно юных (ирл.). ! Смотри, мама, она спит. Как думаешь, она проснется?

- Возьми ее на руки, - сказала мама.

Девочка робко протянула руки и с почтением, бережно вынула чудесную куклу из коробки. Только она взяла ее – кукла открыла глаза и сказала тонким, нежным голосом:

- Ма-ма!

- Боже благослови нас! – мама Бридин перекрестилась. – Она умеет говорить!

В глазах Бридин блеснула странная искорка, и черты лица озарились странным светом. Но не думаю, что она испугалась, как мама. Дети всегда ждут чудес, и когда происходит что-то необычное, они, в отличие от взрослых, почти не удивляются.

- А почему бы ей не уметь? – ответила Бридин. – Разве Барбара не умеет? Но голос у нее гораздо приятнее, чем у Барбары.

Бедная Барбара! С тех пор, как вошел Бартли, ты лежала на полу – Бридин выронила тебя из рук. Не знаю, услышала ли ты, что сказал твой друг. Если услышала, эти слова, должно быть, пронзили тебе сердце.

Бридин говорила быстро, глаза ее горели.

- Это королева. Королева фей! Посмотри, какое на ней богатое платье! Какой плащ из бархата! Какая красивая корона! Она похожа на ту королеву на белой лошади, из страны заморской Тир-на-н-Ог. Помнишь, мама? Про нее Стивен на-Шкелта [4] Stiophán na Sgéalta – Стивен-сказитель (ирл.). вчера рассказывал. Как ее звали?

- Златовласая Нив.

- Да! Златовласая Нив! – воскликнула девочка. – Я покажу ее Стивену, когда он к нам зайдет. Вот он обрадуется! Правда, мама? Вчера, когда папа сказал, что фей вообще не бывает, он так рассердился. Но я-то знала, что папа шутит.

Едва ли Златовласая Нив была феей, как решила Бридин, но без волшебства тут, пожалуй, не обошлось; и точно можно сказать, что с той минуты, как она появилась в доме, Бридин словно околдовали. Иначе как объяснить, что она оставила Барбару лежать на полу, не говорила с ней весь вечер и даже не вспоминала о ней, а потом легла спать без Барбары? Вам трудно будет поверить, но той ночью рядом с Бридин спала юная королева, а не верный маленький друг, который был с ней рядом весь год.

Барбара так и лежала на полу, пока мама Бридин не заметила ее и не положила на шкаф, где была ее маленькая гостиная. Ту ночь Барбара провела наверху. Не знаю, доносился ли ночью с кухни до Бридин или до ее мамы с папой чей-то плач, и честно говоря, не думаю, что Барбара плакала. Но я уверен, что она тосковала, ведь рука друга не обнимала ее, и тепло друга не согревало ее, и ни души не было рядом, и ни звука не доносилось, кроме тех, что едва слышны бывают в доме глубокой ночью, когда ты по-настоящему одинок.