Вильгельм Спирито - ЭОВИН И ФАРАМИР - Любовь исцеляющая

Я думаю, вы неверно поняли Фарамира. Он был в страхе перед отцом - не только как сын, почитавший сурового, гордого и властного главу семьи, но и как нуменорец, почитавший правителя последнего из нуменорских государств. Он рос без матери, у него не было сестры (Эовин тоже росла без матери), его брат во всем любил верховодить. Фарамир привык уступать и не высказывать вслух своего мнения, и в то же время он повелевал людьми – такой авторитет может снискать лишь человек, который, очевидно, смел и решителен, но в то же время скромен, справедлив и обо всем судит по совести, и в высшей степени способен на сочувствие. Я думаю, он очень хорошо понимал Эовин. Кроме того, титул князя Итилиена (выше был только титул правителя Дол Амрота), который в Гондоре, возрожденном государстве нуменорском, скоро обретет влияние и почет - это вовсе не «должность огородника», как вы ее именуете. Нередко после восшествия короля на престол князь Итилиена становился временным правителем Гондора на важнейшем восточном рубеже; а кроме того, на его плечи легло множество трудов по возрождению отвоеванных земель, по освобождению их от скрывавшихся там орков и разбойников - не говоря уже о долине Минас Итил (Моргул). Естественно, я не вдавался в подробности относительно того, каким образом Арагорн, король Гондора, правил королевством. Но [из повествования] ясно следовало, что в первые годы правления Арагорна часто велись военные действия и совершались походы против врагов на Востоке. Самыми высокими князьями после Арагорна были Фарамир и Имрахиль; в отсутствие короля один из них, как правило, назначался командующим армией Гондора. Нуменорский король был монархом и обладал правом принимать решения, которые никто не мог оспорить; но он правил королевством, руководствуясь старинными законами – и будучи исполнителем (и толкователем) этих законов, он все же не являлся их создателем. И даже Денетор по всем важным спорным вопросам внешней и внутренней политики обращался к помощи Совета и по крайней мере выслушивал мнение правителей земель и военачальников. Арагорн вновь учредил Великий Совет Гондора, и Фарамир, унаследовавший титул Правителя (или представителя короля в тот период, когда монарх находится за пределами страны, или во время его болезни, или в период между смертью короля и восшествием наследника на престол), стал в нем главным советником.

По поводу критики относительно того, что отношения – или «роман» - Фарамира и Эовин развивались слишком быстро. Мой личный опыт говорит о том, что во времена тревожные, и особенно когда живешь в страхе смерти, чувства и решения созревают очень быстро (если мерить время обычными часами, что на самом деле не очень-то уместно). И я не думаю, что людям благородного рождения и воспитания нужны всяческие ухищрения в отношении «дел сердечных». В этой истории идет речь не об эпохе «придворной любви» с ее жеманством, а о нравах более простых (т.е. менее испорченных) и более благородных».

Теперь мы обратимся к отрывкам двух глав из тома III «Возвращение короля» (см. гл. VIII книги пятой, «Обитель Исцеления», и гл. V книги шестой, «Правитель и Король»), и посмотрим, как герои осознают, что им (как и любому из нас однажды) нужно остановиться и разобраться в себе, найти себя истинного, и если необходимо, найти в себе волю и силы, чтобы начать новую жизнь – или чтобы позволить ей начаться.

Леди Эовин из Рохана и Фарамир, Правитель Гондора – два удивительных человека; впечатляет цельность, сила личности, мужество каждого из них – во многих отношениях эти два образа равноценны. Благодаря Леди Эовин и тому, что ей довелось пережить, я смог приглядеться к самому себе и смог понять, что мне, как и ей, одолев врага в собственной душе, нужно побыть в Обители Исцеления и исполниться надеждой, которая приходит, когда принимаешь себя таким, каков ты есть. А Фарамир, с чьей помощью Леди Эовин нашла себя и вернулась к жизни, - он подсказал мне, какую роль должен играть мой ближний (или ближние), даже если я вижу, что, в первую очередь, все зависит от меня - ведь пока я не готов принять себя самого, не готов осознать свои желания и мечты, независимо от обстоятельств, пока не признаю своих истоков и корней – до тех пор я не смогу полюбить себя, и, следовательно (самое-то главное), не смогу полюбить и принять ближнего таким, каков он есть. И чем сильней наш внутренний разлад, тем больше нас тянет обижаться на того, кто рядом, и перекладывать на его плечи свою собственную неудовлетворенность, не видя, словно в тумане, сколько делает для нас этот человек самым очевидным образом изо дня в день.