Лидия Зиновьева-Аннибал - Тридцать три урода. Сборник

Титания, в объятиях Лигея
Познал я неизведанную сладость.

Сказал ты — «неизведанную»? Значит,
Постыла нега ложа моего?
Объятия с хвостатой тварью слаще?

Молчи! Насмешкою ты страсти едкой
Не победишь.

Сам скоро угодишь
В посмешище богам. Там о царе
Ослином молвь пойдет. Скажу сестре
Двоюродной, Диане {181} ясноликой…
Вот будет на Олимпе {182} смех великий!
Царь Оберон мою красу забыл,
Хвост-хобот, уши-трубы полюбил.

Царю с царицей ревностью шутить,
А ветру бурей океан мутить!
Игра богам — побранка, людям — смерть.
Размалевалась тучами вся твердь.
Вал опененный роет хрящ покатый,
Смывает в омут жизнь, как враг заклятый.

Жена, не гневайся — тебя люблю.
Ужель не докажу я страсть свою?

Чье ложе вожделенней в эту ночь?
Лигеево? Мое ли? Отвечай!

Вопрос твой едок. Будет прост ответ:
Покорна ты любви и мне моя,
Его ж отказ — желанье разжигает,
И в эту ночь милее мне упрямец.

Ко мне! Вы, феи! Сердце Розы! Пок,
Куда ты спрятал милую свою?

Царица, с девочками Пок умеет
Себя вести пристойно. Укачал
Я фею в сон и снес в гнездо стрижа.

Подруги ласковые, утешайте
Царицу бедную. Ее обидел
Изменою бесстыдный Оберон!

Царица башню покидает сирой.
Стелите ложе на хряще у волн,
Чтоб с влагою соленой слезы наши
Сливались до утра, когда покинем
Мы мужа, и осла, и остров этот.

Титания! Титания! Не плачь!
Узнав всю правду, оправдай меня!

Бегут и мечутся. Ломают руки.
Убиты молнией. Водой залиты.
Забыли страсть свою в смертельной муке.
Вопят о помощи. Творят молитвы.
Но в тучах сумрачных скрыт челн Дианы.
На приступ бешеный ползут в лианы.

Моя ль вина? И я ль искал измены,
Когда под каприфолией на ложе
В лесу твоем я лег, моя жена,
Тебя любовно в сладострастной дреме
Дождаться, чтоб лететь в края иные?
Но вдруг пронзился сон огнем истомным,
Я все любил вокруг плененным взором,
Пока сей странный, дивный не предстал,
Чтоб пламя все в себе сосредоточить.
Титания, я умирал, любя!
Зрачки мои, колодцы темноты,
Его лишь лик безумно колебали!

Склонить его на ложе удалось мне,
В ответ лобзанью вызвать томный стон,
И я венец познал бы сладострастий,
Но солнце возвестили трубы эльфов
(И боги не свободны на земле!)
Мы в путь пустились, весть тебе оставив,
Что ждет тебя на острове любовь.
(Обнимает ее колени.)

О чем хлопочешь? Отпусти меня.
Твои мне руки мерзостно противны.

Почти не слышно стонов. Смыло всех,
Кого на льяны не вскорячил спех.
Ползут! Срываются! И снова прут —
По скользким стеблям взлезть — немалый труд!

Где ложе постлано мне ночью? Стойло
Вонючее я вижу. Душит смрад
Мне нежное дыханье.

О, жена!
Сюда примчавшись мрачный, повелел он
Построить стойло и затвор приладить,
Чтоб в злобе запираться от меня,
И до явленья твоего копытом
Он рыл гневливо мягкую солому
И мордою строптивой рассыпал
Овес отборный в яслях золотых.
Потом к пробоине стены он мчался,
Затвор раскинув. Голову вперед
Тянул, как бы стремясь перелететь
В тот лес, что за водою голубеет,
И, трубы странные ушей подняв
На дальний лес, вопил истошным гласом.
Тогда она на берег выступала
И отвечала стонами рыданьям,
Сливался вопль их над проливом темным
И рев ужасным был и неуемным.