Лидия Зиновьева-Аннибал - Тридцать три урода. Сборник

Аглая.Ваня, тебе не жалко было бросать их всех?

Ваня (хохочет). Кого, жадные фиалки?.. Ха, ха! А ты не бросила меня? На все, на голод без утоления. Ты, моя любовь! Моя любовь не бросила меня на голую страсть? Я бросаю сегодня, меня бросили вчера… Ха, ха… (Внезапно, со страшным напряжением.) Страсть жестока, Аглая. В страсти стискиваются зубы и сверкают ночные глаза. Страсть разрушает и вызывает встречную искру ненависти. Страсть голая и выбрасывает любовь за борт, хочет одна быть, хочет убить и сама умирает…

Аглая (стонет). Молчи, мне больно. Не хочу слов… не понимаю… Только некоторые.

Ваня.Запахи — как страсть. Фиалка пахнет жестоко. Если надышаться — умрешь. Она ядом запаха зовет бабочек уродливых, пыльных, мягких, ночных… Запахи — яды. (Нюхает безумно вокруг, раздувая ноздри.) Дай платок (Мучительно.) Дай! Это он тоже пахнет… волосы… фиалки, все! Ничего не знаю. Слушай, это ее дух… Все египетские ночи раскрыла! Сто раз умер бы за полчаса во ста пытках. Да я и умирал сто раз! Ничего даже не помню. (Как в бреду, зовет слабым голосом.) Аглаечка, мир весь передо мной вскрывался. От меня ничего не оставалось, — даже не слабость, прямо смерть… в могиле… и все во мне… (Переворачивается на спину.) Слышишь, иглы в черных соснах трутся, звенят?.. Все — живо, тянется, тянется… Всего хочу — и… сладко не мочь. (Вытягивается, подымает вверх устало и счастливо руки.) Я растаял, как пена в воде. Слышишь, близко камень к камню тянется… (Глядит вверх большими глазами.) Я за месяцем вижу дальше свет и глубину, глубоко, глубоко, глубоко… Слышишь, все тихо, а поет… (Пугливо в сторону.) Аглая, Аглая, не смейся. Звезды пахнут в небе. Небо без дна… синее до жадности, — жадно, жадно, жадно синее… Тону в нем и еще хочу, глубже хочу еще, и еще вверх, — дна корням нет, я сквозь землю пророс глубоко в бездну неба… Во всех вышинах смерть… Там чудовища небес. (Вскакивает; внезапно криком.) Я с ума схожу… не понимаешь? Это она научила. Вот что значит — жечь тело. Прочь жизнь, на что жизнь. Всю стоит бросить, всю вот так, для такой одной минуты! Пусть лопают чудовища! Эй, ко мне, ты, любовь, иди учиться у страсти!

Охватывает Аглаю обеими руками, еще раз падая к ее ногам.

Аглая (высвобождаясь). Подожди, подожди. Я не твоя. Я только себя слышу, себя вижу. Моя любовь зажгла мне душу. Должна ее понять, чтобы она живила. Жизнь, жизнь! Где моя жизнь?

Ваня (становится перед нею. Раздвигает широко руки по обе стороны от себя. Медленно, негромко). Страсть и смерть на чашках весов. Одна кличет другую. По линии равновесия скачет жизнь.

Аглая (отходит от него. Уныло). Откуда? куда? откуда? куда? (Опирается спиною о ствол высокой сосны, вся в узкой полосе месяца, делает слепой жест мимо Вани.) Я слепа. Моя любовь в плену. Как пленной снести пленную любовь? (Кричит.) Алексей, ты бросил меня на загадку. Ты, помощник (Рыдает глухо.) Разрешитель!

Ваня (в глухой злобе). Твоя любовь сковала себе свой круг, вот почему ты слепа. Ты не видишь. (Страстно.) Ты не видишь меня. Я не в круге! Вот почему ты провела мимо меня руками. (Роняет голову.) Аглаечка, я все расточил! Я был щедр! Пусто здесь. (Указывая на грудь.) Пустыня! Не к тебе ли шел? И одинок!

Аглая (в своем бреду не слыша его). Моя любовь всю страсть хотела себе. Моя любовь учила меня давать любимому его блаженство. Отчуждала меня от него, от себя, чтобы в мнимой мгновенной вражде бросить меня к его груди в стыде и жадности, — и я была пантерой его страсти… Или гнула меня, покорную его воле, и я плакала, жалкая раба его желаний, — блаженная, блаженная… (Плачет, вся сотрясаясь от счастия.) Моя любовь всю страсть хотела себе.

Ваня (хватает ее грубо за плечо). Это я научил тебя такой страсти. Я — твой. Ты не его.

Аглая (не замечая боли сжатого плеча. Все улыбаясь блаженно). Мы были давно, давно, да, девять лет тому назад, у озера. Оно казалось нам без дна и до краев полным. В его зеркале мы видели небо и горы, и облака, и омытые деревья, и траву с ее цветами. И я была одинока, покинута с твоим бедным сыном. Он сказал мне: «Аглая, моя любовь к тебе — то озеро. В ней небо и горы, и облака, и деревья, и трава отлогих берегов». В нашей любви, Ваня, стал весь мир — и мы довлели.

Ваня (вне себя, тряся ее за плечо). Аглая, Аглая, в твоей любви весь мир. Но для меня в твоей любви нет места. Твоя любовь — железное кольцо. Твоя любовь — мертвое зеркало, не живая вода. Я пить хочу… (Аглая тихо стонет под его пожатьем. Он хватает ее за другое плечо. Трясет, обезумев.) Один глоток, один, последний, как первый, — твоей любви!