Юзеф Крашевский - Сумасбродка

Разумеется, здравица в Зонину честь возмутила Эвариста и сконфузила его; зато Зоня, может быть, немного ему наперекор, приняла тост весело, благодарила и, когда молодые люди направились к своему кружку, оживленным разговором удержала француза при себе.

Д'Этонпелль, словно зная, в какую надо дудеть дуду, чтобы снискать расположение прекрасной Титании, с места в карьер ударился в радикальнейшие социальные теории, в критику современного положения, как всегда, остроумную, как всегда, представлявшую из себя набор шаблонов…

Зоня поддерживала его с горячим воодушевлением. После долгого поста она особенно остро переживала возвращение в родную стихию.

Несмотря на то, что Эварист стоял рядом, она первая обратилась к французу, подавая ему руку, которая теперь всегда была тщательно затянута в парижскую перчатку.

— Надеюсь, вы нас навестите… — И, словно спохватившись: — Эварист, проси же и ты.

Тот с трудом выдавил из себя несколько слов, но для д'Этонпелля этого было достаточно, он тут же изъявил готовность нанести им визит.

В Эваристе этот авантюрист и хвастун будил невыразимое отвращение. Зоня находила его необыкновенно забавным, начитанным и восторгалась его смелыми убеждениями — последнее было для нее важнее всего.

— Да ты ревнуешь! — восклицала она, смеясь. — Как можно отказать этому французу в одаренности, в природном уме! С ним чувствуешь себя так, как будто из цивилизованного мира другим, свежим воздухом повеяло на нашу гниль.

Д'Этонпелль не мешкал; на следующий же день он пришел к Эваристу и напомнил об обещании отвести его к «пани»; невозможно было отказать ему. Зоня, словно она ждала этого визита, была одета с особенным старанием и приняла гостя с необычным для нее кокетством.

Эварист был неразговорчив, держался в стороне, в то время как Зоня и д'Этонпелль горячо дискутировали. Казалось, француз истратил на этот разговор весь запас своих сведений, острот, мнений и афоризмов. Он говорил с большим жаром, а для вящей убедительности беспрестанно ссылался на имена и мнения своих прославленных приятелей, англичан, итальянцев и французов. Как ясно он дал понять, его с ними объединяла не только общность идей, но и личная близость, он называл их по именам, намекал на чуть ли не домашние отношения. Словом, он выступил перед Зоней как задушевный друг, как брат тех людей, книги которых она с восхищением читала. Д'Этонпелль ослепил ее, и, когда он ушел после не в меру затянувшегося визита, Зоня воскликнула, что очарована им.

На Эвариста это подействовало удручающе, и он не скрывал своего настроения.

Зоня бросилась ему на шею, восклицая:

— Ах, ревнивец! Да ты не бойся, я его не полюблю. Правда, я отлично понимаю, что можно любить одновременно двоих, если они представляют два разных, но родственных нам типа, однако он меня только развлекает, а ты, ты мне нужен как хлеб, как воздух!

Француз, однажды получив право бывать в этом доме, стал пользоваться им с навязчивостью, в значении которой нельзя было ошибиться. Влюбленный до смерти, он ловко выбирал время, когда Эвариста не было дома, и по целым часам высиживал на «чердачке». Не исключено, что Зоня сама каким-то образом облегчила ему эту задачу.

И все же она любила Эвариста! Она была привязана к нему страстно. К тому же француз со всем своим остроумием, артистизмом и хвастовством духовно был ниже ее, между тем как в Эваристе, даже в его молчаливом послушании она чувствовала некую силу сопротивления, которую не могла преодолеть. Но ей льстила любовь француза.

Он был мячиком в ее руках…

Каждую из ее смелых мыслей, на которые Эварист отвечал молчанием, д'Этонпелль подхватывал, расхваливал, разъяснял, восторгаясь ею. Эварист был возлюбленным, а тот обожателем и рабом.

Однажды, застав Зоню одну, д'Этонпелль настолько осмелел, что упал на колени и с жаром признался ей в любви.

Зоня, смеясь, вскочила со своего места.

— Да опомнитесь же, — воскликнула она, — не будьте смешны! Я люблю Эвариста и не изменю ему, иначе мне было бы стыдно самой себя. Я свободна, могу собой распоряжаться и, если бы перестала его любить…

Тут она запнулась, как будто ее остановило внезапное соображение.

— Вы влюблены? — спросила она задумчиво. — Ну что ж, запаситесь терпением. Кто знает? Вы мне нравитесь, и может быть, так сложатся обстоятельства…

Безмерно удивленный таким поворотом, француз рассыпался в выражениях благодарности.

— Тсс, хватит! Садитесь, — прервала его Зоня, — до этого, может быть, еще очень далеко, может никогда и не дойти… Но если вы любите, докажите свою любовь ожиданием. Кто знает? Ждать любя — это большое наслаждение, — прибавила она иронически, — я на себе это испытала, когда влюбилась в Эвариста.