Джеймс Купер - Зверобой

— Вожди вы или нет? — спросил Зверобой с величественным видом. — Вожди ли вы? Или минги послали ко мне безыменных воинов по такому делу? Если так, то чем скорее вы поплывете обратно, тем раньше здесь появится воин, с которым я могу говорить.

— Хуг! — воскликнул старший индеец, обводя огненным взором «замок» и все находившееся поблизости от него. — Мой брат очень горд, но мое имя Расщепленный Дуб, и оно заставляет бледнеть делаваров.

— Быть может, это правда, Расщепленный Дуб, а быть может, и ложь, но я вряд ли побледнею, поскольку и так родился бледным. Но что тебе здесь понадобилось и зачем к легким челнокам из коры ты подплыл на бревнах, которые даже не выдолблены?

— Ирокезы не утки, чтобы гулять по воде. Пусть бледнолицые дадут им челнок, и они приплывут в челноке.

— Неплохо придумано, но только с нами это не пройдет. Здесь только четыре челнока, и так как нас тоже четверо, то это как раз составляет по челноку на брата. Впрочем, спасибо за предложение, хотя мы просим разрешения отклонить его. Добро пожаловать, ирокез, на твоих бревнах!

— Благодарю! Юный бледнолицый воин уже заслужил какое-нибудь имя? Как вожди называют его?

Один миг Зверобой колебался, но вдруг приступ человеческой слабости овладел им. Он улыбнулся, пробормотал что-то сквозь зубы, затем гордо выпрямился и сказал:

— Минг, подобно всем, кто молод и деятелен, я был известен под разными именами в различные времена. Один из ваших воинов, чей дух вчера утром отправился к предкам в места, богатые дичью, сказал, что я достоин носить имя Соколиный Глаз. И это потому, что зрение мое оказалось острее, чем у него, когда между нами решался вопрос о жизни и смерти.

Чингачгук, внимательно следивший за всем происходящим, услышал это и понял мимолетную слабость своего друга. При первом удобном случае он расспросил его более подробно. Когда молодой охотник признался ему во всем, индейский вождь счел своим долгом передать его рассказ родному племени, и с той поры Зверобой получил новое прозвище. Однако, поскольку это случилось позже, мы будем продолжать называть молодого охотника тем прозвищем, под которым он был впервые представлен читателю.

Ирокез был изумлен словами бледнолицего. Он знал о смерти своего товарища и без труда понял намек. Легкий крик изумления вырвался у дикого сына лесов. Затем последовала любезная улыбка и плавный жест рукой, который сделал бы честь даже азиатскому дипломату. Оба ирокеза обменялись вполголоса несколькими словами и затем перешли на тот конец плота, который был ближе к платформе.

— Мой брат Соколиный Глаз послал гуронам предложение, — продолжал Расщепленный Дуб, — и это радует их сердца. Они слышали, что у него есть изображения зверей с двумя хвостами. Не покажет ли он их своим друзьям?

— Правильнее было бы сказать — врагам, — возразил Зверобой. — Слово — только пустой звук, и никакого вреда от него быть не может. Вот одно из этих изображений. Я переброшу его тебе, полагаясь на твою честность. Если ты не вернешь мне его, нас рассудит карабин.

Ирокез, видимо, согласился на это условие. Тогда Зверобой встал, собираясь перебросить одного из слонов на плот. Обе стороны постарались принять все необходимые предосторожности, чтобы фигурка не упала в воду. Частое упражнение делает людей весьма искусными в такого рода делах, и маленькая игрушка из слоновой кости благополучно перешла из рук в руки. Затем на плоту произошла занятная сцена. Удивление и восторг снова одержали верх над индейской невозмутимостью; два угрюмых старых воина высказывали свое восхищение более откровенно, чем мальчик. Он умел обуздывать свои чувства — в этом сказывалась недавняя выучка, тогда как взрослые мужчины с прочно установленной репутацией не стыдились выражать свой восторг. В течение нескольких минут они, казалось, забыли обо всем на свете — так заинтересовали их драгоценный материал, тонкость работы и необычайный внешний вид животного. Из всего, что можно видеть в американских лесах, длинная губа оленя, быть может, всего больше напоминает хобот слона, но это сходство было явно недостаточно, чтобы сделать для индейцев менее поразительной диковинную наружность неведомого зверя. Поэтому, чем дольше рассматривали они шахматную фигурку, тем сильнее изумлялись. Эти дети лесов отнюдь не сочли сооружение, возвышавшееся на спине слона, неотъемлемой частью животного. Они были хорошо знакомы с лошадьми, вьючными волами и видели в Канаде крепостные башни. Поэтому ноша слона нисколько не удивила их. Однако они, естественно, предположили, будто фигурка изображает животное, способное таскать на спине целый форт, и потому изумление их еще более усилилось.