Джеймс Купер - Зверобой

Если бы кто-нибудь мог смотреть на подобную сцену равнодушно, его очень позабавила бы серьезность, с которой дикари выслушали перевод этого странного предложения. Они не позволили себе ни одной насмешки, ни одной улыбки. Характер и манеры Гетти были слишком святы для этих свирепых людей. Они не думали издеваться над слабоумной девушкой, а, напротив, отвечали ей с почтительным вниманием.

— Моя дочь не всегда говорит, как вождь в совете, — возразил Расщепленный Дуб, — иначе она не сказала бы этого. Два моих воина пали от ударов нашего пленника; их могила слишком мала, чтобы вместить еще и третьего. Гуроны не привыкли сваливать своих покойников в кучу. Если еще один дух должен покинуть здешний мир, то это не будет дух гурона — это будет дух бледнолицего. Ступай, дочь, сядь возле Сумахи, которая объята скорбью, позволь гуронским воинам показать свое искусство в стрельбе, позволь бледнолицему показать, что он не боится их пуль.

Гетти не могла долго спорить и, привыкнув повиноваться старшим, послушно уселась на бревно рядом с Сумахой, отвернувшись от ужасной сцены, которая разыгрывалась на середине круга.

Лишь только закончился этот непредвиденный перерыв, воины стали по местам, собираясь показать свое искусство. Перед ними была двоякая цель: испытать стойкость пленника и по хва статься своей меткостью при таких исключительных обстоятельствах. Воины расположились недалеко от своей жертвы. Благодаря этому им легко было стрелять достаточно метко, не подвергая опасности жизнь пленника. Но, с другой стороны, именно благодаря этому испытание для нервов пленника стало гораздо мучительнее. В самом деле, лицо Зверобоя отстояло от ружейных дул лишь настолько, чтобы его не могли опалить вспышки выстрелов. Зверобой смотрел своим твердым взором прямо в направленные на него дула, поджидая рокового посланца, который мог вылететь из любого ствола. Хитрые гуроны хорошо учли это обстоятельство и старались целиться по возможности ближе ко лбу пленника, надеясь, что мужество изменит ему и вся шайка насладится триумфом, увидев, как жертва трепещет от страха. В то же время каждый участник состязания старался не ранить пленника, потому что нанести удар преждевременно считается таким же позором, как и вовсе промахнуться в намеченную цель. Выстрел быстро следовал за выстрелом; пули ложились рядом с головой Зверобоя, однако не задевая ее. Пленник был невозмутим: у него ни разу не дрогнул ни один мускул, ни разу не затрепетали ресницы. Эту непоколебимую выдержку можно было объяснить тремя различными причинами. Во-первых, в ней сказывалась покорность судьбе, соединенная с врожденной твердостью духа, ибо наш герой убедил самого себя, что он должен умереть, и предпочитал этот способ смерти всякому другому. Второй причиной было его близкое знакомство с этим родом оружия, знакомство, которое отгоняло от него всякий страх, обычно связанный с любой формой опасности. И, наконец, в-третьих, изучив в совершенстве законы стрельбы, он мог заранее, глядя на ружейное дуло, с точностью до одного дюйма определить место, куда должна попасть пуля. Молодой охотник так точно угадывал линию выстрела, что, наконец, гордость в нем перевесила другие чувства, и после того как пять или шесть стрелков выпустили свои пули в дерево, он уже больше не мог сдерживать свое презрение.

— Вы называете это стрельбой, минги, — воскликнул он, — но среди делаваров есть старые бабы, и я знаю голландских девчонок на Мохауке, которые могут дать вам сто очков вперед! Развяжите мне руки, дайте мне карабин, и я берусь пригвоздить к дереву самого тощего франта из вашей шайки на расстоянии ста ярдов и даже, пожалуй, на расстоянии двухсот, если только можно будет видеть цель, и сделаю это девятнадцатью выстрелами из двадцати, то есть, вернее, двадцатью из двадцати, если ружье бьет достаточно верно.

Глухой угрожающий ропот встретил эту хладнокровную насмешку. Воины пришли в ярость, услышав подобный упрек из уст человека, который настолько презирал их искусство, что даже глазом не моргнул, когда ружья разряжались у самого лица, едва не обжигая его.

Расщепленный Дуб увидел, что наступает критический момент, но хитрый старый вождь все еще не терял надежды завербовать в свое племя знаменитого охотника и вовремя вмешался, предупредив этим свирепую расправу, которая неизбежно должна была кончиться смертью. Он вошел в самую середину разъяренной толпы и, заговорив со своей обычной изворотливой логикой и убедительностью, сразу же укротил разбушевавшиеся было страсти.