Джеймс Купер - Зверобой

— Конечно, я не мог бы явиться сюда иначе, если бы, впрочем, не удалось вырваться силой или с помощью хитрости.

— Но что для них служит порукой вашего возвращения?

— Мое слово, — ответил охотник просто. — Да, признаюсь, я дал им слово, и дураки были бы они, если бы отпустили меня без этого. Ведь тогда бы я не обязан был вернуться обратно и испытать на собственной шкуре всю ту чертовщину, которую может придумать их злоба: нет, я бы просто вскинул винтовку на плечо и постарался пробраться в делаварские деревни. Но господи помилуй, Юдифь, они знают это не хуже нас с вами и, уж конечно, скорее позволили бы волкам вырыть из могил кости своих отцов, чем мне уйти без обещания вернуться обратно.

— Неужели вы действительно собираетесь совершить этот самоубийственный и безрассудный поступок?

— Что?

— Я спрашиваю: неужели вы намерены снова отдаться в руки безжалостных врагов, чтобы только сдержать свое слово?

В течение нескольких секунд Зверобой глядел на свою красивую собеседницу с видом серьезного неудовольствия. Затем выражение его честного, простодушного лица изменилось как бы под влиянием какой-то внезапной мысли, после чего он рассмеялся своим обычным смехом.

— Я сперва не понял вас, Юдифь, да, не понял. Вы думаете, что Чингачгук и Гарри Непоседа не допустят этого. Но, вижу, вы еще плохо знаете людей. Делавар — последний человек на земле, который станет возражать против исполнения того, что сам он считает моим долгом; а что касается Марча, то он не заботится ни об одном живом существе, кроме самого себя, и не станет тратить много слов по такому поводу. Впрочем, если бы он и вздумал заспорить, то из этого ничего бы не вышло. Но нет, он больше думает о своих барышах, чем о своем слове, а что касается моих обещаний, или ваших, Юдифь, или чьих бы то ни было, то они его нисколько не интересуют. Итак, не волнуйтесь из-за меня, девушка. Меня отпустят обратно на берег, когда кончится срок моего отпуска; а если даже возникнут какие-нибудь трудности, то я недаром вырос и, как это говорится, получил образование в лесу, так что уж сумею выпутаться.

Некоторое время Юдифь ничего не отвечала. Все ее существо, существо женщины, которая впервые в жизни начала поддаваться чувству, оказывающему такое могущественное влияние на счастье или несчастье представительниц ее пола, возмущалось при мысли о жестокой участи, которую готовил себе Зверобой. В то же время чувство справедливости побуждало ее восхищаться этой непоколебимой и вместе с тем такой непритязательной честностью. Она сознавала, что всякие доводы бесполезны, да в эту минуту ей было и неприятно умалить какими-нибудь уговорами горделивое достоинство и самоуважение, сказавшиеся в решимости охотника. Она еще надеялась, что какое-нибудь событие помешает его самозакланию; прежде всего она хотела узнать все относящиеся сюда факты, чтобы затем действовать сообразно обстоятельствам.

— Когда кончается ваш отпуск, Зверобой? — спросила она, после того как оба челнока направились к ковчегу, подгоняемые едва заметными движениями весел.

— Завтра в полдень, и ни одной минутой раньше. Можете поверить мне, Юдифь, что я не отдамся в руки этим бродягам даже на секунду раньше, чем это безусловно необходимо. Они начинают побаиваться, что солдаты из соседнего гарнизона вздумают навестить их, и потому не хотят больше терять понапрасну время. Мы договорились, что если я не сумею добиться исполнения всех их требований, меня начнут пытать, как только солнце склонится к закату, чтобы их шайка могла пуститься в обратный путь на родину с наступлением темноты.

Это было сказано торжественно, как будто душу пленника тяготила мысль об ожидающей его участи, и вместе с тем так просто, без всякого чванства своим будущим страданием, что должно было скорее предотвратить, чем вызвать открытые изъявления сочувствия.

— Значит, они хотят отомстить за своих убитых? — спросила Юдифь слабым голосом. Ее неукротимый дух подчинился влиянию спокойного достоинства и твердости собеседника.

— Совершенно верно, если можно судить о намерениях индейцев по внешним признакам. Впрочем, они, кажется, думают, что я не догадываюсь об их замыслах. Но человек, который долго жил среди краснокожих, так же не может обмануться в их чувствах, как хороший охотник не может сбиться со следа или добрая собака — потерять чутье. Сам я почти не надеюсь на спасение, так как вижу, что женщины здорово разозлились на нас за бегство Уа-та-Уа, а я помог-таки девчонке выбраться на волю. Кроме того, прошлой ночью в лагере совершилось жестокое убийство, и этот выстрел был, можно сказать, направлен прямо мне в грудь. Однако будь что будет! Змей и его невеста находятся в безопасности, и в этом все-таки есть маленькое утешение.