Антуан-Франсуа Прево - История одной гречанки

Какое право имел я ревновать? Разве Теофея связала себя чем-нибудь по отношению ко мне? Разве она подала мне какую-либо надежду? Разве обещала что-нибудь? Напротив, я сам отказался от всяких притязаний на ее сердце, а право свободно следовать своим склонностям было ведь одним из двух условий, которые я обещал ей соблюдать.

Я сознавал все это, но мне казалось ужасным, что сердце, которое мне не удавалось тронуть, легко покорил кто-то другой. Предполагая, что она может поддаться слабости, я хотел бы, чтобы это произошло не случайно и не с первого взгляда на незнакомца. Обнажая все глубины своего сердца, сознаюсь: мне было оскорбительно, что добронравие, к которому я относился с бесконечным уважением, так скоро оказалось нарушенным. Я краснел от стыда, что введен в заблуждение высоконравственными речами, столько раз и с воодушевлением ею повторенными, и ставил себе в укор не столько доброту свою, сколько доверчивость и слабость.

К крайнему смущению и досаде, к размышлениям моим примешивалось столько злобы, что, не желая по-хорошему толковать позу, в которой застал графа, я принимал ее за позу любовника, удовлетворенного, отдыхающего и спокойного потому, что уже добился всего, чего желал. До какого исступления доводила меня эта мысль! Но я достаточно владел внешними проявлениями своих чувств, чтобы не предпринять никаких безрассудных шагов. Собираясь застать жестокосердую Теофею в разгар ее любовных утех, я поговорил с ее камеристкой, но ничего не открыл ей, а только постарался выведать то, о чем она может по простодушию проговориться; то была гречанка, добровольно поступившая ко мне и приставленная мною к Теофее вместо Бемы. Но то ли она была более предана хозяйке, чем мне, то ли, как и я, была введена в заблуждение ловкостью графа и Теофеи, я узнал от нее только, что они часто встречаются, и мне даже показалось, будто девушка и не пытается скрывать это.

Я решил не отлучаться из дому; притворившись, будто мне нездоровится, я весь день не расставался с Теофеей. После полудня граф попросил позволения побыть с нами. Я не только не отказал ему, а, наоборот, обрадовался представляющейся возможности присмотреться к нему, и в течение более четырех часов я только и делал, что внимательно следил за его речами и поведением. Граф ничем не выдал себя, но я заметил, как он ловко вводит в нашу беседу все могущее подстрекнуть интерес, с каким к нему относится Теофея. Он рассказал нам несколько своих любовных приключений, в которых неизменно проявлялись его нежность и постоянство. Правда ли то была или выдумка, но единственная, кого он любил, была римлянка, победа над сердцем которой сначала обошлась ему довольно дорого, но затем она, ближе познакомившись с его душевными качествами, беззаветно предалась ему, и любовь ее уже не знала границ. Именно это приключение и задержало его в Италии на два года, и он мог бы навсегда забыть родину, если бы жесточайшее несчастье поневоле не разорвало эти восхитительные цепи. Они долгое время беспрепятственно наслаждались любовью, как вдруг муж узнал об их отношениях. За ужином он подсыпал им яду. Юная дама умерла, его же спасло крепкое здоровье. Он выздоровел и узнал о смерти своей возлюбленной; скорбь сразу же погрузила его в состояние куда опаснее того, из которого он вышел. Но он боялся, что недуг его, как и яд, не приведет к желанной цели; он стал искать смерти, однако не хотел кощунственно наложить на себя руки, а избрал другой, почти столь же безошибочный путь. Он явился к мужу, ненависть коего была им вполне заслужена, обрушил на него поток упреков, обнажил грудь и предложил ему в жертву свою жизнь, которая от него однажды ускользнула. Рассказывая об этом, граф призывал само небо в свидетели, что считал свою смерть неизбежной и охотно принял бы ее. Но жестокий муж, издеваясь над его исступлением, холодно ответил, что теперь отнюдь не помышляет о его смерти и будет считать месть еще удачнее, коли оставит соперника в живых; он в восторге от того, что на преступника не подействовал яд, который слишком рано положил бы конец его страданиям. С тех пор граф влачит жалкое существование, скитаясь по городам Италии в надежде развеять мысли, причиняющие ему неизбывную муку; и вот он старается залечить сердечные раны в общении с прелестными женщинами, встречающимися на его пути. Но до приезда в Ливорно печаль неизменно обороняла его от любви, а потому в сердце его не произошло никакой перемены.

То был достаточно ясный намек на то, что совершить такое чудо суждено Теофее. Правда, когда мы прибыли в город, я не видел, чтобы граф был особенно печален; по-видимому, с того дня он и излечился от тоски. Однако я не мог не заметить того, с каким вниманием прислушивается Теофея ко всем этим россказням, и не сомневался, что они производят на нее желательное для графа впечатление. Наступил вечер. Я с нетерпением ждал его, намереваясь проверить некоторые, куда более страшные подозрения. Спальня Теофеи находилась рядом с моею. Едва только камердинер уложил меня в постель, как я снова встал и наметил место, откуда мог бы слышать все, что происходит возле наших комнат.