Марсель Эме - Вуивра

Арсен брёл, куда вели его тропинки, без всякой цели, уходя всё дальше в лесную глушь, но это не утишило его страданий. Скорее наоборот, ему казалось, что боль проникает в него всё глубже и глубже. Он шёл, наверное, полчаса, как вдруг увидел возникшую из лесной поросли Вуивру, и эта встреча была ему явно приятна. После её возвращения в Во-ле-Девер они встречались впервые. Несколько раз он видел, как она кружила вблизи фермы, но, похоже, не смела навязывать ему своё присутствие. Арсен на неё уже почти не сердился, а тут обида и вовсе исчезла.

— Я вернулась, — сказала Вуивра. — Я была в горах, но там ни к чему у меня не лежала душа. Я жалела о том, что сказала тебе по поводу Бейя.

Арсен махнул рукой, показывая, что больше об этом не думает.

— Тебе, может, показалось, что я презираю всё, что касается человеческой жизни. Но на самом деле всё обстоит совсем иначе. Мне хотелось бы узнать вас получше. Ты, возможно, думаешь, что, поскольку я видела первых людей, появившихся в Юре, а потом тысячи поколений, сменявших друг друга, я знаю вас лучше, чем кто бы то ни было. Но если начистоту, вы никогда не переставали удивлять меня. У вас в головах есть что-то такое, чего нет в моей, что-то такое, что угадывалось уже у пещерных людей, и мне хотелось бы знать, что это такое. Когда я с тобой, я всегда жду, что ты объяснишь мне.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, но мне всё-таки кажется, что это, скорее, твои фантазии. Во всяком случае, если бы я и мог показать тебе, что находится внутри моей головы, то не стал бы делать этого сегодня. У меня неприятности, из-за которых в мозгах всё перепуталось. Для меня началось плохое время. И я несчастен, как никто другой.

Они присели рядом на обочине тропинки, прислонившись спинами к стволу большого дуба. Арсену стало стыдно за то, что у него с языка сорвались слова, похожие на жалобу. Встретив взгляд Вуивры, он добавил:

— Конечно, и ты, наверное, тоже не очень счастлива.

Она не ответила ни «да» ни «нет», она не знала. Мыслительное усилие, отразившееся у неё на лице, придавало ей какой-то туповатый вид. Арсен посмотрел на неё с сочувствием.

— Я сказал это, потому что вспомнил слова моей матери. Это было, как сейчас помню, 15 августа, после обеда. У нас в доме были люди, и они разговорились о Бейя, ну и, конечно, о тебе тоже. Мать говорила и вязала носок, и я услышал, как она сказала: «Не хотела бы я быть на месте Вуивры. Девушка, которая не может умереть, — тут не позавидуешь; когда делаешь что-нибудь и не видишь этому конца, то просто не знаешь, что делаешь, а это всё равно, как ничего не делать».

В зелёных глазах Вуивры загорелось тревожное любопытство. Арсен продолжил, не столько для неё, сколько для самого себя.

— И вот тогда-то я и подумал, что она права. Я смотрел, как она вяжет носок. Я сказал себе, что если бы она не представляла себе, как будет выглядеть законченный носок, её труд был бы просто ни на что не похож. И ещё мне пришло в голову, что так же и жизнь — чтобы как следует её прожить, нужно думать о конце.

— Ну ты прямо как кюре говоришь, — прошептала Вуивра. — И вы часто о ней думаете, о смерти?

— Довольно часто, — ответил Арсен, немного помолчав. — По-моему, мы думаем о ней всегда, даже тогда, когда не думаем о ней. И, может, как раз это и есть, как ты говоришь, в наших головах то самое, чего нет в твоей голове. Я даже считаю, что те, которые умеют лучше других думать о смерти, лучше и живут, лучше распоряжаются тем, что есть внутри их жизни.

Арсен умолк. Он вспомнил, с какой лёгкостью пошёл на смерть Бейя, оказавшийся неспособным предугадать её. Обернувшись к Вуивре, он заметил, что она стоит встревоженная, растерянная, и вдруг позавидовал ей. Он подумал о той острой боли, которую вновь ощутит, когда опять окажется один, и которая, возможно, была бы для него пустяком, если бы перед ним тоже простиралась вечность. Со своей стороны, Вуивра задумалась о своей судьбе, однообразной и бесформенной, которой она сама даже не могла распоряжаться. Ей казалось очевидным, что Арсен властен над своей судьбой, как его мать властна над носком, который она вяжет. Нет ничего ни более желанного, ни более привлекающего своей простотой, чем вот так нести в себе собственный конец и трудиться над его приближением: петля за петлёй. Вздохнув, она легла на бок и протянула руку за красным грибом, который рос в папоротнике. В тот момент, когда она поднесла гриб ко рту и надкусила его, Арсен остановил её:

— Ради Бога, не надо его есть, он ядовитый.