Виллем Элсхот - Избранное

Я еще раз напоминаю ему, что, к сожалению, я с ней незнаком.

— Но вы знаете те слова, что она написала на бумажке, значит, вы можете навести о ней справки, сэр. А спутать ее с другими никак нельзя, потому что среди девушек, которые чинят мешки на кораблях, второй такой нет, как нет бога, кроме Аллаха, истинного и единого.

Он помолчал, уставившись в землю, словно раздумывая, что ему еще сказать, потом порылся в карманах куртки и протянул мне пачку сигарет.

— Теперь, когда пути наши расходятся, вы не откажетесь…

Я беру подарок и говорю, что сохраню его на память.

— Нет, возражает он, — надо их выкурить, не то они высохнут. Настоящим друзьям никакие памятки не надобны.

Этими последними, прощальными словами он как бы скрепляет наш кратковременный братский союз.

Еще рукопожатие, и они уходят. И, оставшись в одиночестве, они снова идут, по своему обычаю, гуськом, во главе с Али. Под первым же фонарем они останавливаются, словно зная, что я гляжу им вслед, машут на прощание рукой и скоро становятся мелкими букашками в бесконечности длинной набережной.

По дороге домой мне, в сущности, надо миновать Ланге Риддерстраат, и сворачивать с пути было бы непростительно. Ведь я же не совершаю никакого преступления, в конце концов, почему же мне и не пройти этой улицей, хотя там можно сломать шею.

Я повернул за угол — вот она, эта улица, — с одной стороны вся в лунном свете, с другой — в густой тьме. Который же теперь час?

Во всем нашем старом городе я не видал улицы мрачней и запущенней. Поколение за поколением бедняки тут ютились в зловонии, в лачугах, что едва держались. И никого не видать, никого не слыхать в этот недобрый час. Только из нечищеных стоков подымается вонь, от которой меня мутит.

В номер семьдесят первый ведет ветхая дверь, окно наполовину забито досками, со стен облупилась штукатурка, из-под крыши торчит, как виселица, ломаная водосточная труба, и из нее еще капают последние слезы дождя, который помешал мне дойти до моего привычного бара.

Постучать, что ли, спросить от имени Али ту Марию, которая приходила чинить мешки на «Дели Касл»? Я ни на минуту не усомнился, что она живет именно тут.

Брось, старый греховодник, хватит. Пусть она спокойно докуривает свои сигареты и мечтает о шали, о баночке имбирных сладостей. Уходи отсюда, может, тебе за это простится ночная погоня за приключениями.

А главное — не надо думать о Бомбее, о Фатьме, искать ее гнездышко, главное — вернуться домой со своей газетой, сидеть смирно в семейном кругу, среди тех, с кем я связан нерушимыми узами и с кем мне невыразимо, несказанно скучно.

Я снова вспоминаю Али, и в памяти всплывает старая песенка:

Да, братья, пусть вам хорошо живется на свете. И пусть Аллах хранит вас в пути, на суше и на море, и приведет вас снова в родные ваши горы, откуда вы пришли. А что касается Марии и Фатьмы, то не будем терять надежды, ибо пути господни неисповедимы.

Так называли в Бельгии сторонников националистического «фламандского движения». — Прим. автора.

В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 32, стр. 85.

В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 26, стр. 303.

См. подробное исследование этого вопроса в книге Л. Г. Андреева «Сто лет бельгийской литературы», М., 1967.

При подготовке к изданию в текст предисловия редакцией были; внесены некоторые изменения, которые не могли быть согласованы с И. Д. Шкунаевой ввиду ее кончины. — Прим. ред.

«Да», «нет», «деньги», «комната» и «обед» (англ.).

Смерть (франц.).

Больше (англ.).

Бог с тобой (лат.).

Гулять (нем.).

Перевод Ю. Кожевникова.

Перевод Ю. Кожевникова.

Я тебя люблю (нем.).

Раз, два, три (нем.).

Приезжаем сегодня десять вечера приготовьте комнаты Уимхерсх (англ.).

Это моя комната? (англ.).

Комната (англ.).

Да (англ.).