Виллем Элсхот - Избранное

Исчерпав тему любви и религии, я решаю, что нельзя обойти и тот вопрос, которым заняты теперь все умы, и спрашиваю их, слыхали ли они о коммунизме.

— Да, некоторые из наших односельчан переходили границу на севере, а кое-кто там и остался. И бывает, что оттуда, из большой страны, путешественники заезжают к нам, по дороге, и вечером, у камелька, рассказывают о пророке, что проповедовал новую религию, без бога, говорил, что у всох должно быть всего поровну — и овец, и пищи, и одежды, и денег, и жилья. И не в загробном мире, у Аллаха в раю, как нас учат, а тут, на земле, еще при жизни, а это не такая уж плохая мысль.

Хоть Али и темный человек, а зерно все же разглядел.

— Вот именно — тут, на земле, от рождения до самой смерти. А как, по-вашему, Магомет разве возражал бы? Или он считал, что счастливыми люди становятся лишь после смерти?

Али отвечает не сразу — он сначала советуется со своими товарищами, причем мне кажется, что он на эту тему говорит осторожнее, чем на тему о женщинах или о религии. Потом он отвечает мне вопросом на вопрос:

— А ваш распятый против этого не возражал?

Я сразу почувствовал, что наши добрые отношения висят на волоске и что мы — как опытные дипломаты — сейчас проверяем искренность собеседника, прощупываем его. От меня ждали прямого ответа, иначе нашей близости грозил разрыв.

— Насколько я знаю, он ничего такого не говорил. Напротив, он хотел, чтобы сильные мира сего смирились, а бедные и смиренные стали сильнее духом, а главное, он хотел, чтобы каждый очистил душу от зла. Но в основном он говорил о том свете, о царстве своего отца. Там ждет человека награда за все.

— Тоже осторожные слова, — сказал Али, — даже пророкам надо соблюдать осторожность в словах, потому что те, кто владеет богатствами на этом свете, отдавать их не желают. Может быть, и ваш пророк старался говорить осторожно?

— Да, он вообще говорил иносказательно. Но он и жил среди очень опасных людей.

— И все же он не уберегся, — говорит Али, вспомнив, как видно, крест и худые ребра. — Хоть он и не все сказал, но и этого было слишком много. Однако случилось это в давние времена, и не один пророк будет еще проповедовать, пока все не скажется. В старину пророки проповедовали про тот свет, нынче говорят про жизнь на земле. Так оно и идет, не может один и тот же человек сказать и первое и последнее слово.

— А ваш Магомет? — И я тоже хочу получить прямой ответ.

— Наш великий пророк был еще осторожнее, — говорит Али. — Но он-то дожил до того дня, когда Аллах позвал его к себе… Хотя я не думаю, чтобы он был недоволен, если бы мы и на этом свете были счастливы, слишком уж долго иногда приходится жить в ожидании лучшего и терпеть много горя и нужды, сэр.

— Но что же нам делать с богачами вроде вашего султана или английского короля?

— Засыпать их золотом по горло, пока они не согласятся на другую жизнь.

— А если не согласятся? — Я развел руками — жест, который везде, от Северного до Южного полюса, означает «Сам не знаю, что тогда делать».

Али остановился, как гончая перед глубокой рекой, но вдруг решился, и своим тонким пальцем выразительно нарисовал в воздухе петлю и потянул за невидимую веревку.

Я спросил, не знает ли он другого способа: мне показалось, что этот самозванный судья действует что-то чересчур решительно.

Он напряженно думает, но, как видно, ничего другого ему в голову не приходит.

— Без насилия тут не обойтись, — говорит он. — Те, у кого все есть, сильны, но тех, у кого ничего нет, куда больше, а против муравьев и тигр не устоит. Но муравьи слепы, а человек боится смерти, даже если он верующий, все равно он не знает, что его ждет. Земля дана нам, как прекрасный сад, и надо было бы только собирать плоды земные, так что правда на нашей стороне. Но многие маленькие люди предстанут перед Аллахом прежде, чем на земле победит их дело.

И вдруг он переменил тему, видно, она показалась ему слишком опасной, и с особенным интересом, словно пастор у прихожанина, спросил меня, не думаю ли я сам вступить в брак, на что я торжественно отвечаю, что я ничем не лучше его товарища, который сначала женился, а потом пустился в плавание.

— Так что вашу девушку с метками я искал исключительно для вас и ваших товарищей, — твердо заявляю я, как подсудимый, настаивающий перед присяжными на своей невиновности. Я вовремя удерживаюсь, чтобы не дать торжественную клятву.

— Мы так и поняли, — говорит Али успокоительно, и ни следа улыбки на его лице не видно. Потом он спрашивает, есть ли у меня дети.