Эжен в полном замешательстве тупо смотрел на соседа. Завтрашняя дуэль, возвещенная Вотреном, столь резко противоречила осуществлению самых дорогих его надежд, что он переживал муки кошмара, Он повернулся к камину, увидел там квадратную шкатулку, открыл ее и нашел в ней под бумажкой часы работы Брегета. На бумаге написаны были следующие слова:
«Я хочу, чтобы вы думали обо мне ежечасно, потому что…
Дельфина».
Последнее слово письма, несомненно, заключало намек на какой-то эпизод, касавшийся их обоих. Эжен был растроган. Внутри шкатулки красовался его герб, выведенной эмалью на золоте. Эта вещица, о которой он так давно мечтал, цепочка, ключик, форма, рисунок — все отвечало его желаниям. Папаша Горио сиял. Старик, несомненно, обещал дочери передать во всех подробностях, какое впечатление произведет на Растиньяка ее неожиданный подарок; он являлся соучастником этих юных волнений и был не менее счастлив. Он уже любил Эжена и за дочь, и за него самого.
— Идите к ней сегодня, она вас ждет. Эльзасская колода ужинает у своей балерины. Ах! Какой у него был дурацкий вид, когда мой поверенный изложил ему дело. Разве он не уверяет, что любит мою дочь до обожания? Пусть только тронет ее, я его убью! При мысли, что моя Дельфина во власти… (он вздохнул) я готов совершить преступление; но человекоубийства тут не было бы, ведь эта телячья голова на свиной туше! Вы возьмете меня к себе, не правда ли?
— Да, дорогой мой папаша Горио, вы прекрасно знаете, что я вас люблю…
— Я это вижу, вы-то не стыдитесь меня! Дайте же мне вас обнять!
И он сжал студента в объятиях.
— Вы сделаете ее очень счастливой. Обещайте мне это. Вы пойдете к ней сегодня, да?
— Да, да! Я должен пойти по неотложному делу.
— Может быть я пригожусь вам?
— Пожалуй, что — да! Я пойду к госпоже де Нусинген, а вы тем временем ступайте к Тайферу-отцу и скажите ему, что я прошу принять меня сегодня вечером по крайне важному делу.
— Неужели это правда, молодой человек? — воскликнул, меняясь в лице, папаша Горио. — Неужели вы ухаживаете за его дочкой, как болтают наши дураки? Громы небесные! Значит, вы не знаете, что такое тумак старика Горио. Если вы нас обманываете, то познакомитесь с моими кулаками!.. Но нет, быть этого не может!
— Клянусь вам, я люблю только одну женщину в мире, — сказал студент, — и я понял это лишь сейчас.
— О! Какое счастье! — вырвалось у папаши Горио.
— Но сын Тайфера, — продолжал студент, — завтра дерется на дуэли, и я слышал, что его собираются убить.
— А вам-то что до этого? — спросил Горио.
— Надо предупредить старика, — вскричал Эжен, — чтобы он помешал сыну отправиться на…
В этот миг его перебил раздавшийся в дверях голос Вотрена, который пел:
Ричард, владыка мой!
Отвергнут ты вселенной…
Брум! брум! брум! брум!
Свет исходил я спозаранку,
И всюду видели…
Тра-ла-ла-ла-ла!
— Господа, — крикнул Кристоф, — суп простынет, все уже за столом.
— Вот что, — сказал Вотрен, — принеси-ка бутылочку моего бордо.
— Не правда ли, красивый брегет? — спросил папаша Горио. — У нее хороший вкус!
Вотрен, папаша Горио и Растиньяк спустились вниз одновременно. Они опоздали и очутились за столом рядом. В продолжение обеда Эжен выказывал Вотрену крайнюю холодность, хотя этот человек, столь — обаятельный в глазах госпожи Воке, никогда еще не блистал таким остроумием. Он сыпал остротами и сумел развеселить всех сотрапезников. Его самоуверенность, его хладнокровие изумляли Эжена.
— Вы нынче в ударе! — обратилась к Вотрену госпожа Воке. — Вы веселы, как зяблик.
— Я всегда весел, когда обделаю выгодное дельце.
— Дельце? — повторил Эжен.
— Ну, да. Я поставил партию товара, за которую получу хорошие комиссионные. Мадемуазель Мишоно, — сказал он, видя, что старая дева не сводит с него глаз, — вы так уставились на меня, точно вам в моей физиономии что-то не нравится. Скажите только, и я изменю ее, чтобы вам угодить. Пуаре, мы ведь с вами не поссоримся из-за этого, а? — добавил он, подмигивая старому чинуше.
— Черт возьми! Вы были бы хорошей моделью для балаганного Геркулеса, — сказал Вотрену молодой художник.
— Что ж, идет! Если мадемуазель Мишоно согласится позировать в качестве Венеры с кладбища Пер-Лашез, — отвечал Вотрен.
— А Пуаре? — спросил Бьяншон.
— О, Пуаре должен позировать как Пуаре. Он будет богом садов! — воскликнул Вотрен. — Он происходит от груши [11] Игра слов: «lа poire» — груша, в просторечии означает также «простофиля».
….
Читать дальше