Оноре Бальзак - Отец Горио

— А ведь он выпил не больше двух стаканов, матушка, — сказала Викторина, поглаживая волосы Эжена.

— Будь он кутилой, деточка, он хмелел бы от вина не больше других. Опьянение говорит в его пользу.

На улице раздался грохот подъезжающего экипажа.

— Матушка, — сказала девушка. — Это господин Вотрен. Поддержите господина Эжена. Мне не хотелось бы, чтобы этот человек увидел меня в такой позе; слова его грязнят душу, а взгляды смущают женщину, точно с нее снимают платье.

— Нет, — ответила госпожа Кутюр, — ты ошибаешься! Господин Вотрен — славный человек, он немного похож на покойного Кутюра; резкий, но отзывчивый, добродушный ворчун.

В эту минуту в комнату незаметно вошел Вотрен и окинул взглядом двух детей, представлявших живописную группу, которую ласкал свет лампы.

— Так! — сказал он, скрестив руки. — Вот сценка из тех, что могли бы вдохновить достопочтенного Бернардена-де-Сен-Пьера, автора «Поля и Виргинии». Хорошая штука молодость, госпожа Кутюр! Спи, бедное дитя, — добавил он, глядя на Эжена, — счастье нередко приходит во сне. Сударыня, — обратился он к вдове, — знаете, что меня привязывает к этому юноше, что меня в нем волнует? Сознание, что красота его души соответствует красоте его лица. Смотрите, разве это не херувим, склонившийся на плечо ангела? Он достоин любви! Будь я женщина, я хотел бы умереть (нет, это глупо!)… — жить для него. Любуясь ими сейчас, сударыня, — шепнул он вдове на ухо, — я невольно думаю, что бог создал их друг для друга. Пути провидения неисповедимы, оно испытывает сердца и чресла наши, — воскликнул он. — Видя вас соединенными, дети мои, соединенными вашей чистотой и всеми человеческими чувствами, я думаю про себя: вы будете неразлучны; иначе быть не может. Бог справедлив! Но мне сдается, — обратился он к девушке, — я видел у вас линии преуспеяния. Дайте мне вашу руку, мадемуазель Викторина; я знаю толк в хиромантии и несколько раз предсказывал судьбу. Да не бойтесь же! О! Что я вижу? Клянусь честью, в недалеком будущем вы станете одной из самых богатых наследниц Парижа. Вы осчастливите того, кто вас любит. Отец ваш призывает вас к себе. Вы выходите замуж за человека титулованного, молодого, красивого, обожающего вас.

В эту минуту тяжелые шаги спускавшейся по лестнице старой кокетки прервали пророчество Вотрена.

— Вот и мамаша Воккер, преккрасивая, как звезда, и затянутая в ррюмочку!.. Только как бы не задохнуться нам ненароком? — добавил он, дотрагиваясь до кончика планшетки. — Слишком туго стянуто под ложечкой, мамаша! Ежели мы расплачемся, то лопнем. Но я соберу обломки с тщательностью антиквара.

— Ах, он умеет быть любезен, как истый француз! — проговорила вдова на ухо госпоже Кутюр.

— Прощайте, детки! — продолжал Вотрен, обращаясь к Эжену и Викторине. — Благословляю вас, — сказал он, возлагая руки на их головы. — Поверьте, барышня, пожелания порядочного человека кое-чего значат, они не могут не принести счастья, бог внемлет им.

— Прощайте, дружок, — сказала госпожа Воке своей жилице, — Как вы думаете, — добавила она шепотом, — серьезные ли у господина Вотрена намерения относительно меня?

— Гм, гм!..

— Ах, дорогая матушка! — вздохнула, разглядывая ладони, Викторина, оставшись наедине с госпожой Кутюр. — Если бы слова доброго господина Вотрена оправдались!

— Но для этого нужно только, — ответила старая дама, — чтобы твой изверг брат свалился с лошади.

— Ах, матушка!

— Господи, может быть, это и грех — желать зла своему врагу, — продолжала вдова. — Ну, что ж, я покаюсь! Право, я охотно возложу цветы на его могилу. Бессердечный! У него не хватает мужества заступиться за свою мать, наследство которой он прикарманил в ущерб тебе путем каких-то махинаций; у кузины было хорошее состояние. На твое несчастье, ее личное имущество не было оговорено в брачном контракте.

— Если бы счастье досталось мне ценою чьей-нибудь жизни, оно постоянно тяготило бы меня, — молвила Викторина. — И если бы для моего благополучия потребовалась смерть брата, я предпочла бы остаться здесь навсегда.

— Господи боже мой! Добрейший господин Вотрен, — продолжала госпожа Кутюр, — говорит, а он, как ты видишь, человек набожный; я рада, что он не безбожник, как другие, которые бога чтут не больше, чем черта… Так вот, господин Вотрен говорит: пути провидения неисповедимы.

С помощью Сильвии Викторина и госпожа Кутюр перенесли, наконец, Эжена в его комнату и положили на кровать, а кухарка расстегнула его, чтобы ему было удобнее. Как только покровительница ее отвернулась, Викторина перед тем, как уйти, запечатлела на лбу Эжена поцелуй, и эта запретная ласка наполнила ее безграничным счастьем. Она вернулась к себе, слила, так сказать, в единую мысль множество радостных переживаний этого дня, создала из них картину, долго любовалась ею и заснула как самое счастливое существо во всем Париже. Пирушка, которою воспользовался Вотрен, чтобы напоить Эжена и папашу Горио вином с примесью снотворного зелья, привела к его собственной гибели. Бьяншон под хмельком позабыл спросить у Мишоно о Надуй Смерть. Если бы он произнес эту кличку, то, конечно, пробудил бы бдительность Вотрена или — назовем его настоящим именем — Колена, каторжной знаменитости. А затем в ту самую минуту, когда Мишоно вычисляла, не выгоднее ли, полагаясь на щедрость Колена, предупредить его и помочь ему скрыться ночью, — прозвище «Венера с кладбища Пер-Лашез» привело ее к решению выдать каторжника. Она вышла в сопровождении Пуаре и направилась к знаменитому начальнику сыскной полиции на улицу Сент-Ан, все еще думая, что имеет дело с крупным чиновником по фамилии Гондюро. Начальник сыскной полиции принял ее любезно. После того как они договорились обо всем, Мишоно попросила дать ей снадобье, с помощью которого ей предстояло проверить наличие клейма. Удовлетворение, написанное на лице великого человека с улицы Сент-Ан, в то время как он доставал пузырек из ящика письменного стола, помогло Мишоно сообразить, что арест этот представляет нечто поважнее поимки простого каторжника. Пораскинув умом, она заподозрила, что полиция надеется на основании какого-нибудь доноса каторжан-предателей вовремя захватить значительные ценности. Когда Мишоно высказала свои догадки полицейской лисе, тот улыбнулся и постарался рассеять подозрения старой девы.