Эльза Триоле - Душа

Луиджи утвердительно кивнул головой:

– Ты прав. В 1882 году, в год создания Паноптикума, он был как бы газетой в лицах, заменял нашу теперешнюю кинохронику. А сейчас это просто устарелое заведение, которое напоминает волшебный фонарь. Однако заметь, он не лишен известной прелести: раньше в музей ходили из-за его, так сказать, актуальности, а теперь ходят из-за его живописности… Лично я с тобой согласен, мне он не по душе… Манекены, изображающие прежних или живых знаменитостей, похожи на могильные плиты. Кажется, будто все отступило куда-то в глубь времен, в пыльную тишину. Это просто неудачное подражание!

– Если бы они хоть двигались! – настаивал Кристо.

– Короче, успеха музей у вас не имел, – заключила Натали.

– Нет, мне было очень интересно…

Кристо не мог допустить мысли, чтобы такой чудесный день считался неудачным. Но честность взяла верх. Поэтому он добавил:

– Но как-то не по себе было… Про автомат знаешь, что у него внутри, и все понятно. А те стоят себе, и ничего непонятно. Может, у них душа есть?

– Что ты такое говоришь, Кристо? Не пугай меня! – Однако голос Натали звучал одобряюще спокойно. – Душа? Искусственная?… Они даже двигаться не умеют, им даже не догадались вложить в живот пластинку… С души не начинают.

– А что такое душа?

Натали ответила не сразу, положила себе крему.

– Ты сам об этом только что говорил… Сказал: «Может, у них есть душа?», не зная, что она такое. И все люди не знают, не только ты.

Луиджи не вмешивался в разговор. Кристо начал было говорить еще что-то, но тут раздался телефонный звонок: госпожа Луазель сказала, что пора Кристо возвращаться домой.

Натали приветливо встретила Беатрису с ее русским другом, шофером такси. Вот уже два года Беатриса приходила к Натали поговорить о нем, плакала, когда дела шли хуже, чем обычно, отчаивалась, но только сейчас ей впервые удалось залучить его сюда. Натали работала, предусмотрительно воздвигнув между рисовальной доской и гостями стопку книг: когда у тебя заняты руки, чувствуешь себя как-то свободнее, можешь говорить или молчать и никто на тебя не будет в обиде. Русский был одет, как обычно одеваются шоферы такси или рассыльные, развозящие по домам товары: в двубортной серой куртке, каскетку держал под мышкой. Беатриса в строгом английском костюме с меховым воротником и в кольцах была прелестна, как классическая влюбленная. Когда она сняла жакет, Натали в который раз восхитилась изящной линией ее груди, бедер, плеч. Настоящая красавица. Русский не глядел в ее сторону.

Был он среднего роста, хорошо сложен, с белокурыми, уже сильно поседевшими волосами, и глаза его – серые чуть-чуть воспаленные – сразу привлекали к себе внимание. А черные ресницы походили на открытые ножницы для резки металла, подчеркивая прорезь глаз.

– Раздевайтесь, мсье, у нас жарко…

Он снял куртку и – нате вам! – вдруг стал ослепительно шикарным. Темно-синяя пара, хоть сейчас на званый обед. Холеные руки. Должно быть, кто-нибудь возится за него с машиной.

– Разрешите закурить? Простите, сам вижу, что нельзя…

Ни малейшего иностранного акцента, пожалуй, только слишком четко произносит слова. Он застенчиво улыбнулся и спрятал портсигар в карман.

– Не очень будете мучиться? А то можно выйти покурить в переднюю.

– Спасибо, мадам… Какое у вас чудовищно страшное клеймо на руке, поверьте, это с моей стороны не просто нескромность, а искреннее волнение… Что происходит с родом человеческим? Простите, что сразу взялся за подобные, если так можно выразиться, кардинальные вопросы.

– Я о вас здесь столько наговорила, Василий, что, по-моему, вы вполне можете не извиняться.

– Очевидно, это означает, что госпожа Петраччи ждет от меня бог знает чего, не так ли, Беатриса?

Натали отложила карандаш, поправила шаль, опустила на колени руки.

– Вы пришли, мсье, вовремя, и рассуждения о роде человеческом – это как раз то, что мне требуется сегодня. Вы сами видите, даже карандаш из рук валится. Вялость. В компании с родом человеческим все-таки веселее.

– Хорошо, если бы так, – Василий вытащил портсигар и поспешно засунул его обратно в карман. – Если бы мы до этого доросли… Сейчас готовятся еще больше затруднить общение между людьми, сейчас убивают душу человеческую.

– Каким же образом?

Василий подвинул стул к креслу Натали, нагнулся и произнес заговорщическим тоном:

– Готовя нам мир без страданий. Хотят устранить из нашей жизни всякое страдание. О, до чего же я не верю, что это даст нам счастье!