Алан Милн - Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)

Всегда истинно ваш

Иврард наблюдал за лицом Китти, пока та читала. Поначалу она улыбалась, потом нахмурилась, потом вид у нее сделался недоуменный. Едва дочитав до конца, она вернулась к началу и прочла еще раз.

– Дорогой, не знаю, что и думать. Почему в середине письма он вдруг называет ее мисс Марр?

– Думаю, это отрывок из письма, которое он собирался писать в «Миддлсвик газетт», а потом передумал.

– Иврард! Он же не мог бы!

– В голову ему это приходило.

– Разумеется, такое вполне в его духе, но… – Она снова взялась за письмо. – Господи, ну зачем ему обязательно притворяться, если он знает, что никого это не обманывает.

– Актеры зарабатывают на жизнь притворством. Наверное, трудно отрешиться.

– Вы знали Хелен Брайтмен, дорогой?

– Да.

– Отвратительная, ужасная актриса и пила как сапожник. Поэтому, разумеется, он не хотел уложить в постель Хлою! А после практически говорит: «Меня она не любила, поэтому совершенно очевидно, что вообще не способна любить».

– Сомневаюсь, что он что-то из этого хотел сказать. А теперь прочитайте снова последний абзац.

Она прочла.

– Да, если бы он только его написал, это было бы чудесное письмо.

– Так и я подумал. Об остальном мы забудем, списав как разглагольствования актера-антрепренера.

Она глянула на него с любопытством.

– Это правда, дорогой? Вы так к ней относились?

– «Спокоен ум и страсти растрачены» [87]. Последнее время да. Возможно, более, чем в то время сам осознавал. Вы любите своих детей, Китти, вы никогда не перестанете их любить. Это единственная любовь, которая никогда не меняется, никогда не умирает. – С минуту он курил молча, потом сказал небрежно: – Она назначила меня своим душеприказчиком. Если хотите что-то из ее вещей, они ваши.

– О, Иврард! – Достав из сумочки носовой платок, она стала ждать слез, которые, как она знала, сейчас польются. – Вы ведь не от собственного имени говорите, а от лица Хлои?

– Да. Есть еще мистер и миссис Уингхэмптон, пастор и его супруга в Эссексе… Вы их знаете?

– Нет.

– Они тоже могут выбрать что-нибудь, если им захочется. И я сам. Никто больше в завещании не упомянут, за исключением Эллен, которая получает сто фунтов.

– Ах, я рада. Эллен может поступить ко мне, если захочет.

– Повидайтесь с ней, ладно? И выберите что захотите.

Китти кивнула, промокая глаза.

– Наверное, не следует спрашивать…

Иврард догадался, что она хочет знать, и сказал, что у Хлои была ежегодная рента какой-то страховой компании.

– Это значит…

– Что угодно или ничего.

Достав пудреницу, Китти стала припудривать носик. Это всегда давало ей ощущение приватности. Она сказала зеркальцу, а ведь наедине зеркалу можно сказать что угодно:

– Хотя бы вам, Иврард, она что-нибудь рассказывала, то есть про саму себя? Вы понимаете, о чем я. – С помадой в руке она чувствовала еще большую уверенность. – Кто был тот человек?

– Какое это теперь имеет значение? Любой из нас мог бы сочинить за нее историю, и всякий раз история была бы иной. Каждый из нас знал другую, собственную Хлою. Это единственная Хлоя, какую мы когда-либо будем знать.

– Была, наверное, настоящая Хлоя, которую никто из нас не знал.

– Так же, как есть «настоящая Китти», – улыбнулся он, – и «настоящий Иврард»? Но настоящие ли они? Вот что заставляет меня задумываться о мире ином.

– Ах да, вы собирались мне о нем рассказать. – Едва она это произнесла, как подумала, что это прозвучало глупо. Будто кто-то на такое способен!

– Мы видим людей лишь со стороны, видим то, что они нам показывают. В мире ином мы увидим то, что они от нас скрывают. Хотим ли мы это видеть? И узнаем ли их, когда увидим? Хлоя была вашей любимой подругой, и вы от души вместе смеялись. Воображаю, что две бестелесные души не хохочут вместе, а если и хохочут, то на ином уровне, на уровне, какого никто из вас раньше не достигал. Конечно, возможно, что ваша душа и душа Хлои встретятся и их свяжет длительная дружба, но она не будет продолжением вашей земной дружбы. Вот чего я не понимаю: как мир иной может быть продолжением земной жизни? Но если он не является ее продолжением, тогда он вообще ничто. Он не существует, поскольку не имеет значения. Как не имеет значения, был я или нет царем Вавилона в ту пору, когда вы были рабыней-христианкой. Что проку говорить горюющему мужу, что он встретит обожаемую жену в раю? Он встретит кого-то, но это будет не его обожаемая жена, это будет совершенно чужой, незнакомый человек – как и он для нее.