«Теперь я понимаю, — думала девушка, — почему все считают влюблённых сумасшедшими. Я хочу одного: пусть чувствует то же, что и я, пусть сходит с ума, как и я. Но разве он сойдёт? С чего бы?»
Поездка в Ричмонд-парк, оттуда через Хэм Коммон и Кингстонский мост в Хэмптон-корт и обратно через Туикэнхэм и Кью была примечательна тем, что вспышки разговорчивости то и дело перемежались минутами полного молчания. Динни, так сказать, взяла на себя роль лётчика-наблюдателя, возложив обязанности пилота на Уилфрида. Чувство делало её застенчивой, и, кроме того, ей было ясно, что Дезерт меньше всего похож на тех, кого можно направлять, — малейшее принуждение, и он не раскроется.
Они, как полагается, заблудились в лабиринте улочек Хэмптон-корта, где, по словам Динни, могли найти дорогу лишь пауки, поскольку они выпускают из себя нить, или призраки, следующие чередой друг за другом.
На обратном пути они остановились у Кенсингтонского сада, отпустили наёмный автомобиль и зашли в чайный павильон. Попивая бледную жидкость, Уилфрид внезапно спросил девушку, не согласится ли она прочесть его новые стихи в рукописи.
— Соглашусь? Да я буду счастлива.
— Мне нужно услышать непредвзятое мнение.
— Вы его услышите, — обещала Динни. — Когда вы их мне дадите?
— Я занесу их на Маунт-стрит после обеда и опущу в почтовый ящик.
— Не зайдёте и на этот раз? Он покачал головой.
Прощаясь с девушкой у Стенхопских ворот, Дезерт отрывисто бросил:
— Замечательный день! Благодарю вас!
— Это я вас должна благодарить.
— Вы? Да у вас больше друзей, чем «игл на взъярённом дикобразе». А я одинокий пеликан.
— Прощайте, пеликан!
— Прощайте, цветок в пустыне!
Эти слова, как музыка, звучали в ушах девушки, пока она шла по Маунт-стрит.
Около половины десятого с последней почтой прибыл толстый конверт без марки. Динни взяла его из рук Блора и сунула под «Мост в Сан Луис Рей» [4] «Мост короля Людовика Святого» — роман американского писателя Торнтона Уайлдера.
: она слушала, что говорит тётка.
— Когда я была девушкой, Динни, я затягивала талию. Мы страдали за принцип. Говорят, это мода возвращается. Я-то уж не буду затягиваться так жарко и неудобно! — а тебе придётся.
— Мне нет.
— Придётся, если талия станет модной.
— Осиные талии больше никогда не войдут в моду, тётя.
— И шляпы. В тысяча девятисотом мы ходили в них так, словно на голове корзина с яйцами и те вот-вот побьются. Цветная капуста, гортензии, птичьи перья — такие огромные! И все это торчало. В парках было сравнительно чисто. Динни, цвет морской волны тебе идёт. Ты должна в нём венчаться.
— Я, пожалуй, отправлюсь наверх, тётя Эм. Я очень устала.
— Потому что мало ешь.
— Я ем страшно много. Спокойной ночи, милая тётя.
Девушка, не раздеваясь, уселась и взялась за стихи. Она трепетно желала, чтобы они ей понравились, так как отчётливо понимала: Уилфрид заметит малейшую фальшь. На её счастье, стихи, написанные в том же ключе, что и его прежние известные ей сборники, были менее горькими и более красивыми, чем раньше. Прочтя пачку разрозненных листков, Динни увидела довольно длинную поэму под названием «Барс», приложенную отдельно и завёрнутую в белую бумагу. Почему она завёрнута? Он не хочет, чтобы её читали? Тогда зачем было посылать? Динни всё же решила, что Дезерт сомневается, удалась ли ему вещь, и хочет услышать отзыв о ней. Под заглавием стоял эпиграф: «Может ли барс переменить пятна свои?»
Это была история молодого монаха-миссионера, в душе неверующего. Он послан просвещать язычников, схвачен ими и, поставленный перед выбором смерть или отречение, совершает отступничество и переходит в веру тех, кем взят в плен. В поэме встречались места, написанные с такой взволнованностью, что Динни испытывала боль. В стихах были глубина и пыл, от которых захватывало дух. Они звучали гимном во славу презрения к условностям, противостоящим сокрушительно реальной воле к жизни, но в этот гимн непрерывно вплетался покаянный стон ренегата. Оба мотива захватили девушку, и она закончила чтение, благоговея перед тем, кто сумел так ярко выразить столь глубокий и сложный духовный конфликт. Но её переполняло не только благоговение: она и жалела Уилфрида, понимая, что он должен был пережить, прежде чем создал поэму, и с чувством, похожим на материнское, жаждала спасти его от разлада и метаний.
Они условились встретиться на другой день в Национальной галерее, и Динни, захватив с собой стихи, отправилась туда раньше времени. Дезерт нашёл её около «Математика» Джентиле Беллини. Оба с минуту молча стояли перед картиной.
Читать дальше