Артур Шницлер: Тереза

«Может, в следующий раз?» — робко проронил Альфред. Тереза кивнула. Потом они двинулись по улицам и вскоре оказались за городом, где пошли по своей любимой дороге, уходящей в поля. Вечер был душный, город позади них все удалялся и удалялся, беззвездное темнеющее небо висело низко над их головами. С обеих сторон дороги росли высокие колосья. Альфред взял Терезу за руку и спросил о Карле. Она пожала плечами: «Он очень редко пишет». — «А я вообще ничего о нем не слышал с тех пор, как он уехал», — сказал Альфред. Потом опять заговорил о своем предстоящем вскорости отъезде. Тереза молчала и глядела в сторону. Будет ли она ему хотя бы писать в Вену?

— О чем мне вам писать? — нетерпеливо ответила она. — Разве о здешнем городе есть что рассказать? Один день будет похож на другой.

— Но ведь и теперь один день похож на другой, — не согласился он. — А тем не менее всегда находится, что рассказать. Но я буду доволен, даже если вы мне иногда пошлете слова привета.

Из объятий колышущихся колосьев они опять вышли на дорогу. Впереди в небо упирались высокие тополя. Темная громада горы Монах с четкими линиями мрачных крепостных стен обрамляла эту картину.

— Вы будете тосковать по родным местам, — вдруг мягко заметила Тереза.

— Только по тебе, — ответил он.

Он впервые обратился к ней на «ты», и она была ему благодарна за это.

— А собственно, почему вы с матерью остаетесь в Зальцбурге? Что вас тут держит?

— А зачем нам ехать куда-то еще?

— В конце концов, можно ведь и перевести твоего отца в какую-нибудь другую лечебницу, поближе к Вене.

— Нет-нет, — поспешно возразила она.

— Но ведь у тебя было такое намерение — ты как-то говорила, что хочешь получить специальность и работать…

— На все это надо время. Мне нужно закончить один класс в лицее и еще, наверное, придется сдавать экзамен на звание учителя. — Она энергично покачала головой, словно какими-то таинственными узами была связана с этим городом, с этой местностью. И уже спокойнее добавила: — На Рождество ты наверняка ведь сюда приедешь, хотя бы повидать семью?

— До Рождества еще много воды утечет, Тереза.

— У тебя просто не будет времени думать обо мне. Ведь тебе придется много заниматься. Ты познакомишься с новыми людьми, в том числе с женщинами и девушками.

Тереза улыбнулась. Она не чувствовала ревности, она вообще ничего не чувствовала.

Неожиданно он спросил:

— Меньше чем через шесть лет я стану доктором. Будешь ли ты ждать меня столько лет?

Тереза взглянула на него. Сначала она просто ничего не поняла, а потом опять улыбнулась, на этот раз растроганно. Она показалась себе куда более взрослой, чем он. И уже в эти минуты знала, что они оба несут чепуху, как малые дети, и что из этого никогда ничего не получится. Однако взяла его руку и нежно ее погладила. А позже, в темноте прощаясь с ним возле двери своего дома, закрыла глаза и ответила ему долгим, горячим, чуть ли не страстным поцелуем.

Каждый вечер прогуливались они за городом по заросшим травой тропинкам среди полей и говорили о будущем, в которое Тереза не верила. Сидя днем дома, она вязала, занималась французским языком, упражнялась на пианино, немного читала, но больше всего времени проводила без всякого дела, почти ни о чем не думая, и просто глядела в окно. Как ни ждала она наступления вечера и прихода Альфреда, обычно уже спустя четверть часа после их встречи Тереза ощущала первый приступ тоски. А когда он во время прогулки опять принимался говорить о своем приближающемся отъезде, она с тихим ужасом замечала, что, пожалуй, ждет не дождется этого дня. Альфред почувствовал, что мысль о скорой разлуке ее не особенно огорчает, и дал ей понять, что заметил это; она отвечала уклончиво и раздраженно. Между ними произошла первая небольшая размолвка, обратный путь они проделали в молчании и простились без поцелуя.

Вернувшись домой, Тереза почувствовала, как пусто и тяжело у нее на душе. Сидя в темноте на кровати, она глядела в открытое окно на душную черную ночь. Там, за рекой, совсем недалеко, под тем же небом, стояло печальное здание, где ее безумный отец доживал свои дни до, вероятно, еще не такой уж близкой кончины. В соседней комнате бодрствовала, день за днем отдаляясь от Терезы, ее тоже обезумевшая мать, непрерывно водя пером по бумаге до самого рассвета. Никто из приятельниц не навещал Терезу, даже Клара давно не заглядывала к ней. А Альфред ничего для нее не значил, можно даже сказать, меньше, чем ничего, потому что он ничего о ней не знал. Он был благородный человек с чистым сердцем, и она смутно ощущала, что сама она — не такая и даже не желает быть такой. В глубине души Тереза презирала его за то, что он вел себя с ней слишком робко и неуклюже, хотя знала, что не потерпела бы никаких вольностей. Она вспоминала других молодых людей, с которыми была лишь шапочно знакома или просто видела их где-то, и признавалась себе, что некоторые из них нравились ей больше, чем Альфред, более того, она странным образом ощущала кое-кого из них душевно ближе, родственнее и понятнее, чем Альфред. И пришла к выводу, что порой даже беглый взгляд, которым обмениваются на улице мужчина и женщина, может теснее связать их между собой, чем длящееся часами задушевное общение, пронизанное мыслями о совместном будущем. Тут она вздрогнула от приятного воспоминания о молодом офицере с фуражкой в руке, вместе с приятелем проследовавшем мимо нее как-то летним вечером, гуляя в парке на горе Монах. Взгляды их встретились, и в его глазах вспыхнула искра. Он удалился и даже ни разу не оглянулся, но тем не менее ей в ту минуту показалось, что он знал о ней больше, намного больше, чем Альфред, считавший, что они помолвлены, не раз целовавшийся с ней и привязанный к ней всей душой. Что-то здесь было не так, и она это чувствовала. Но виноватой себя не считала.